Наташа поёжилась, представив Лилю в подобном положении.
– Для элестов первый разрыв очень болезненный. Стилл ощущает угрозу жизни и сопротивляется. На заре становления стиллообразования кураторы буквально рисковали жизнью. Стилл может в страхе ударить куратора. К счастью, до летальных исходов не доходило, хотя были сломанные руки, ноги, а носы никто и не считал. Четыре года назад стилла выдерживали двое-трое суток. До фазы девять. В фазе девять стилл сам пробует расстилливаться и застилливаться. В старой программе часто бывали сбои. Сейчас первое расстилливание проводят под контролем. Побочных эффектов минимум.
Наташе стало интересно:
– А какие побочные эффекты могут быть?
Лиля кивнула стоявшему за ее спиной охраннику, и он отчеканил:
– При неверной процедуре первого расстилливания стилл может больше не собраться. Это большая трагедия для его элементов.
Лиля продолжила:
– Любая ошибка куратора и НС на первых порах приводит к неприятностям. Это называется неконтролируемым расстилливанием. Вы бы видели элеста, пережившего слияние и лишенного этого!
Наташа решила блеснуть своими познаниями:
– Так они же могут застиллиться в другом составе.
– Застилливаются обычно не все бывшие элементы – пэсты. Часть годами пытается. Это для них горе. И не только для пэстов. Представляешь, что чувствует куратор, если по его вине распался стилл?
Наташа увидела, что лица у всех стали суровыми и напряженными. В них читались и решимость, и надежда, и страх.
Наступила тяжелая тишина.
– А что чувствуют сотрудники, участвовавшие в этом? Я даже не представляю! – воскликнула девушка у пульта. Она задрожала, но быстро успокоилась.
Пока Лиля объясняла последствия неконтролируемого расстилливания, Сергей вывез Глеба в соседний зал, длинный, как вагон. Из пола поднялась, покачиваясь волнами прозрачная стена, закрывая широкий и высокий проход. Она достигла потолка и застыла, делаясь абсолютно ровной.
– Смотрите! Сейчас начнется.
Сергей шел за самоходной коляской и поглаживал Глеба по плечу. Они быстро удалялись от комнаты с элестами. Те забеспокоились, встали с диванов один за другим, и сначала быстро пошли, а через мгновенье побежали за Сергеем и Глебом. Наткнувшись на прозрачную стену, они застучали в нее кулаками, разбежались вдоль, ощупывая стену, пытаясь найти проход. Потом самая маленькая и худощавая женщина забралась по спинам мужчин на их плечи и стала ощупывать стену вверху, наверное, и там искала лазейку.
Соседняя камера транслировала, как Глеб дергался в кресле, как ремни впивались в тело. Лицо юноши перекосила гримаса ужаса и страха.
Рот искривился, и он крикнул страшным искаженным болью голосом:
– Не надо! Отпусти!
Сергей сбился с ритмичного шага, остановился, но потом догнал удаляющуюся коляску и продолжил идти за ней.
Неожиданно элесты у стены обмякли и попадали. Через минуту они встали на ноги и обнялись. Они молча смотрели на удаляющуюся коляску, припав бесформенной кучей к прозрачной стене.
Коляска остановилась, и Сергей расстегнул ремешки, удерживавшие Глеба.
Он встал, растирая запястья, и сказал охрипшим голосом:
– Мать моя женщина! Это было великолепно!
Он порывисто обнял с высоты своего двухметрового роста невысокого Сергея и поцеловал в макушку.
– Спасибо! Знал, что будет круто! Но это… Словами не передать!
– Знаю. Знаю, – Сергей неуклюже смахнул с лица слезу.
Глеб помахал элестам за стеной, и те, увидев, перестали обниматься, запрыгали, замахали в ответ.
