К дзену на шпильках. Как создать новую жизнь и дело мечты с нуля - страница 9

Я утыкаюсь в мамины колени и плачу навзрыд. Слезы текут и текут, а тело содрогается от этого страшного осознания. Мама гладит меня по голове и нежно шепчет:

– Это всего лишь год, это всего лишь один год. А потом мы снова будем вместе. Год пролетит очень быстро. У тебя будет столько новых впечатлений и новых друзей, что тебе будет некогда скучать.

Сейчас я понимаю, что она шептала эти слова и для себя, и для меня. Спустя годы она признается, как разрывалось ее сердце. Она не хотела меня отпускать, но она понимала, что это мой главный шанс в жизни, и, что если она меня не поддержит, она лишит меня моих крыльев. Единственное, что давало ей силы, – то, что у меня будет другое будущее, о котором она могла только мечтать.

Мы приехали на Ярославский вокзал в 5 утра, сонные пошли дожидаться открытия метро, сели в пустой вагон и поехали в отель рядом с Шереметьево. Там нас, участников программы, ожидала «ориентация» за день до полета. Мама сдала меня куратору, а сама отправилась в гостиницу.

На следующий день мы все оделись в одинаковые синие майки и почувствовали себя героями приключенческого фильма. Наивные одухотворенные подростки. Никакого страха, только восторг и предвкушение новой главы жизни.

Когда пришло время прощаться, я в последний раз в этом году обняла сначала тетю, потом маму. Она в сотый раз сказала мне, как она меня любит, и еще раз прошептала семейную молитву. Все время до этого момента мама держалась воодушевленно и подбадривала меня, но, когда я села в автобус, прильнула к окну и нашла ее среди других родителей, я увидела, что по ее щекам струятся слезы. Она деликатно вытирала их платочком, но это не помогало. Они текли и текли, как будто в ее глазах был неисчерпаемый колодец слез. В ее глазах я увидела ту же боль, что накрыла меня позавчера в поезде. Но я не могла погладить маму по голове, как позавчера погладила меня она, и сказать ей, что это всего лишь 1 год. Даже 11 месяцев. Я оторвала взгляд от нее и посмотрела на других мам: плакали все.

Они знали, что мы – маленькие герои, которые из-за отсутствия жизненного опыта даже не представляют, во что ввязались. Они знали, что мы вернемся другими, уже не на 100 % их детьми. Что в нас появится что-то, что они не проживут вместе с нами.

Водитель включил двигатель, и автобус медленно начал отъезжать от платформы. Мамина улыбка прорывалась через лавину слез, но она находила в себе силы махать. Тетя поддерживала ее, и меня успокаивала мысль, что мама не одна.

В моей голове зазвучали две мелодии. Одна – триумфальная, как Симфония № 5 Бетховена, воодушевленно празднующая жизнь. Другая – как Концерт № 2 Рахманинова, пропитанный глубокой меланхолией и тревогой за будущее. Воодушевление и страх, оптимизм и грусть, вера в себя и сомнение.

Смогу ли я?

Вера в Бога и опасение, выбрала ли я верную развилку судьбы. Этот смешанный коктейль чувств я остро проживала следующие несколько секунд, пока автобус медленно разворачивался и отъезжал, превращая маму в крошечную фигуру, пульсирующую любовью и молитвами.

Всего один год. Всего один год. Эти слова накладывались на две мелодии в моей голове.

Свой первый международный перелет я перенесла хорошо – в основном спала.

Когда мы приземлились в Международном аэропорте имени Джона Кеннеди (JFK), нас встретили местные координаторы. Мы быстро прошли таможню и отправились в пригород Нью-Йорка на огромном, ярко раскрашенном автобусе. Мы пытались разглядеть Манхэттен, но так ничего и не увидели. Нам было страшно обидно прилететь в Нью-Йорк и проехать мимо столицы мира. Через полтора часа мы оказались на кампусе университета, где нас ждала трехдневная культурная ориентация.