Читать онлайн Сергей Катканов - К последнему царству

К ПОСЛЕДНЕМУ ЦАРСТВУ

Часть первая. Выборы.

Очередные выборы президента Российской Федерации обещали быть невыносимо скучными. Правитель сошёл наконец с дистанции, но он четко и однозначно, хотя, конечно, косвенно и двусмысленно, назвал своего преемника. Все прекрасно понимали, что Преемник будет поддержан на выборах всей мощью государственной машины, а кому и когда в России удавалось выигрывать гонки, в которых участвует государство?

В качестве кандидатов зарегистрировались лишь несколько холуев Правителя, разумеется, не собиравшиеся побеждать. Ещё кое-как сумел пролезть на выборы представитель либеральной оппозиции, которому суждено было получить стандартные полтора процента, о чём он и сам был прекрасно осведомлен. Был и красный кандидат, но он выглядел совсем уж бледно-розовым, и его кандидатура явно была согласована с Правителем.

Итак, все уже знали, кто будет следующим президентом, и ни кого эта байда под названием «выборы» всерьёз не интересовала, кроме либерал-истеричек и угрюмых «патриотов», а таковых в общей сложности вряд ли набиралось и 3 %. Лишь политтехнологи радостно потирали шаловливые рученки, намереваясь по легкому срубить бабла на выборах, которые невозможно было проиграть, да ещё напрягались чиновники, которым предстояло обеспечить добровольно-принудительную явку.

И вдруг в эти тусклые будни чиновничьей демократии ворвалась … как бы веселая шутка. Ни кому не ведомый кандидат с неопределённой политической физиономией обнародовал программу, которая дышала грубой и беззастенчивой «народностью». Там были такие пункты:

«Сократить чиновничий аппарат минимум на 80 %.

Освободить от уплаты подоходного налога граждан, чья зарплата составляет не более полутора минималок.

Вернуть прежний пенсионный возраст. За бедных заплатят богатые.

Приравнять казнокрадство и взятки к особо тяжким преступлениям. За особо тяжкие преступления вести смертную казнь».

Там была ещё пара пунктов про большие льготы малым предпринимателям и про поддержку Церкви, но обсуждали в основном первые четыре пункта.

Эта программа всех развеселила, но её, казалось, ни кто не принял всерьёз. Политологи презрительно кривились: «Дешевый популизм». Большие люди на всякий случай велели своим шестеркам пробить, кто стоит за этим кандидатом, и убедившись, что за ним не стоит ни кто, успокоились. А маленькие люди попросту не поверили в эти обещания. Каждому не по разу приходилось получать сообщения о том, что он выиграл миллион. Этому не верили, не проверяя. Вот и тут не поверили. Всё это звучало слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.

Только вот что удивительно: когда дошло до сбора подписей в поддержку этого кандидата, подписи посыпались на него сотнями тысяч вообще без проблем и без видимого напряжения. Похоже, люди решили, что во всяком случае ни чего не теряют, поддерживая возмутителя спокойствия. Меж собой его часто называли «Обещалкиным», на публику демонстрируя многомудрый скепсис, а в глубине души всё же робко надеясь, что будет исполнена хотя бы половина данных обещаний. К тому же, ни кому не хотелось голосовать за очередного вора, а в том, что «все они воры» ни кто не сомневался. Так во мгновение ока «дешевый популист» зарегистрировался кандидатом в президенты.

***

Его звали Александр Иеронович Ставров. Он был полковником спецназа. Вроде бы армейского спецназа, но не ГРУ. По этому поводу он как-то обронил: «Бывает такой спецназ, про который вам лучше вообще не знать, что он бывает». Он сказал это тихо и немного зловеще, этот его тон, столь не свойственный политикам, у всех отбил желание задавать дальнейшие вопросы. Потом он ещё как-то обронил, что офицерскую карьеру выстраивал «под бамбуками». На это все с пониманием закивали, ведь в России вряд ли можно найти человека, не осведомленного о местах произрастания названного растения. И позднее у Ставрова ни когда не спрашивали, где именно он служил и чем по ходу службы занимался. Либералы частенько называли его профессиональным убийцей, на это он ни разу не отреагировал.

А началась история его выдвижения так. Встретились в кафе после долгой разлуки три одноклассника, которые когда-то были друзьями: полковник, психолог и бизнесмен. Эта встреча не имела ни какой цели, они просто болтали обо всем на свете, и как всегда в таких случаях, перешли на политику. Ругали казнокрадов, возмущались тем, как любит власть издеваться над простыми людьми и пришли к выводу, что с такой властью у России нет будущего. Будет только хуже, потому что Правитель был во всяком случае яркой и сильной личностью, а на его место придет такой же любитель гор (от слова «берг» – гора), но личностью он уже не будет.

Наконец психолог с характерной фамилией Мозгов сказал Ставрову:

– Саня, знаешь, какой президент нужен России? Такой, как ты!

– Это так, – скромно ответил Ставров. – Только нет денег на предвыборную кампанию. И ни кто не даст.

– А Бабкин на что? – Мозгов кивнул на бизнесмена.

– Мужики, не надо обольщаться денежным звучанием моей фамилии. Я не так уж богат.

– Сколько можешь дать? – как бы в шутку спросил Мозгов.

– Ну … миллион баксов, от силы полтора. Больше мне не потянуть. А для предвыборной кампании президента это не деньги, – почему-то очень серьёзно сказал Бабкин.

– На первое время хватит, – тем же пародийным тоном заключил Мозгов. – Саня, так ты согласен пойти на выборы президента?

– Согласен. – сказал Ставров, холодно улыбнувшись.

– Полковник, а ты имеешь хотя бы малейшее представление о том, как страной управлять? – спросил Мозгов, кажется, несколько обескураженный тем, что его предложение было воспринято с такой серьёзностью.

– Нет, конечно. Откуда? Но программа у меня есть. Содрогнетесь.

– Надеюсь, в хорошем смысле?

– В охренительном, – отрезал Ставров.

Мозгов, начавший этот разговор, теперь, кажется, не знал, что делать с его неожиданными результатами. Он попытался соскользнуть с темы:

– У нас с Бабкиным фамилии на удивление говорящие, а вот твоя фамилия, Ставров, мне ни о чем не говорит. Что она значит?

– «Ставрос» по-гречески «крест». Я, кстати, награжден георгиевским крестом.

– Ну да, конечно, на наших военных если и есть крест, так разве что наградной. А ты хоть крещеный?

– Крещеный, – спокойно сказал Ставров и достал из-под рубашки нательный крест.

Мозгов молча достал свой нательный крест. Бабкин сделал тоже самое.

– Я очень рад, друзья, – теперь уже вполне серьёзно резюмировал Мозгов.

Ставров встал и сказал с деловой сухостью:

– Ни кто из нас сегодня не готов основательно обсуждать эту тему. Давайте встретимся завтра здесь же в это же время. Кто передумает, может не приходить. Теперь разрешите откланяться.

***

На следующий день пришли все трое. Мозгов, настроенный уже не столь игриво, сразу спросил:

– Саня, ты вчера как будто был готов к моему, сделанному полусерьёзно, предложению, хотя я и сам за минуту до того не знал, что это скажу.

– Игорь, если бы я в любую секунду не был готов к чему угодно, меня убили бы уже раз пять. Разумеется, я и сам думал о том, чтобы стать президентом.

– Разумеется?!

– Ну да. Я знаю, что надо делать.

– Тогда программу набросай.

– Уже.

– Тогда слово за нашим славным Бабкиным. Юра, открой счет, брось туда для начала тысяч сто (Бабкин кивнул). Я подтяну одного человека, он выборами занимается, знает, что там да как. Начинаем сбор подписей, и надо в деталях продумать предвыборную кампанию. Политтехнологи нынче дороги.

– Не будет ни какой кампании, и ни каких технологов тоже не будет.

– То есть?

– Не будет ни каких митингов, ни каких дебатов, ни каких круглых столов. Квадратных тоже не будет. Ни с кем не вступаем ни в какую полемику. Ни каких цветных плакатов с моей рожей. Печатаем листовки с программой, крупно и просто, расклеиваем на улице. Программу даем в основные газеты, в интернете суём куда можем.

– А с электронщиками как?

– Для них я ролик запишу. Просто зачитаю ту самую программу, может быть, немного подробностей добавлю.

– Надо бы ещё сделать о тебе хороший имиджевый очерк.

– Помнишь, у Высоцкого: «За что мне эта злая, нелепая стезя, не то что бы не знаю, рассказывать нельзя».

– Понял. Играем на твоей таинственности. А если в прямой эфир пригласят, вопросы разные задавать начнут?

– Ни каких прямых эфиров.

– Саня, ты программу покажи, – тяжело и напряженно попросил Мозгов. Прочитав программу, он с облегчением выдохнул: – Вот теперь действительно понял. Это будет работать само по себе, безо всякого декора и суесловия. Юра, ты готов в это вложиться? – он протянул программу Бабкину.

Тот прочитал и мрачно отрезал:

– Только в это я и готов вложиться. Даже если мы не победим, люди должны это услышать. И насчет кампании Саня прав. Я знаю, что такое реклама, политика в этом смысле ни чем не отличается от бизнеса. Если ты делаешь то же, что и все, то что принято делать, на тебя ни кто внимания не обращает. Если ты не делаешь того, что от тебя ждут, если выламываешься из общей схемы, ты сразу становишься объектом всеобщего внимания. Конечно, ещё и товар надо иметь хороший. А у Ставрова товар – хорошего качества.

– Моя программа – не товар. Я не торговец, – угрюмо заметил Ставров.

– Да, Саня, извини за неточность. Ты предлагаешь не товар, а услугу. А если ты не торговец, тогда не лезь на выборы. Суть демократии в том, что власть продается и покупается.

– А ведь я уничтожу демократию, – мечтательно сказал Ставров.

– Да ты чё? – весело рассмеялся Бабкин. – И что же у нас будет вместо демократии?

– Монархия. Но не сразу. А сразу будет диктатура.

– Ты знаешь, Саня, я, пожалуй, потяну и пару миллионов баксов. Очень уж с тобой интересно.

***

Предвыборная кампания Ставрова чем меньше велась, тем лучшие результаты приносила. Все вокруг только и говорили, что про таинственного полковника, который всех гадов перестреляет или в Сибирь сошлет, а о простых людях позаботится. В СМИ Ставрова ругали люто, один только перечень оскорблений, которые на него обрушились за месяц, составил бы увесистый том. Журналисты возненавидели полковника чистой, бескорыстной ненавистью.

Каждый журналист привык к тому, что во время выборов кандидаты перед ним заискивают. «Нельзя ссориться со СМИ». Но Ставров ни кому не давал интервью, а особо назойливых журналистов очень грубо посылал кого куда. Этого ему простить не могли. К тому же он был солдафон, то есть существо для интеллигенции ненавистное. К тому же он был фашист, что неопровержимо следовало из его программы, а так же из некоторых его высказываний, которые всё же просачивались в СМИ. К тому же он был дурак, который думает, что всё просто, и не понимает, насколько всё сложно. Разумеется, журналисты топтались на нём ежедневно, и по многу, и по-разному. Причем, и государственные, и оппозиционные журналисты делали это с одинаковым комсомольским задором. Ни чего хорошего о нем не говорил ни кто, потому что платить за добрые слова о полковнике было не кому, а бесплатно СМИ давно уже ни кого не хвалят.

Вот так и вышло, что о Ставрове говорили больше, чем обо всех остальных кандидатах вместе взятых. Каждый пункт его короткой программы эксперты обсасывали по несколько раз, объясняя, почему это невозможно. Его презрение к СМИ, то есть, собственно, неуважение к людям, стало уже притчей во языцех. Постепенно его почти перестали называть по фамилии, именуя исключительно «маленьким Сталиным», воодушевленные тем, что ни каких исков о защите чести и достоинства не следовало.