Троцкий признает (и большинство историков с ним соглашаются), что если бы он выполнил просьбу Ленина и выступил на съезде по национальному вопросу, огласив все документы и письма Ленина (в том числе и те, которые Ленин собирался ему передать через Фотиеву), то любая дискуссия по этому вопросу кончилась бы политическим поражением Сталина и избрание последнего генеральным секретарем ЦК РКП(б) после съезда стало бы весьма затруднительным. И тем не менее Троцкий отказался выполнить просьбу Ленина, оставив без какой-либо поддержки грузинскую делегацию, о солидарности с которой свидетельствует самый последний из написанных Лениным документов[117]. Троцкий не только позвонил в секретариат Ленина и отказался выполнить просьбу последнего, сославшись на болезнь[118]. Он пригласил к себе Каменева и предупредил его, что он, Троцкий, не будет выступать на съезде по национальным проблемам, что он не хочет поднимать на съезде никаких спорных вопросов, хотя по существу он согласен с Лениным. Троцкий даже добавил, что он не хочет никаких санкций против Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе, которых требовал Ленин. Он, Троцкий, стоит за сохранение статус-кво.
«Имейте в виду, – сказал Троцкий, – и передайте другим, что я меньше всего намерен поднимать на съезде борьбу ради каких-то организационных перестроек… Я хочу… честного сотрудничества на верху… Нужен крутой поворот… Необходимо, чтобы Сталин… на деле переменил свое поведение. Пусть не зарывается. Не нужно интриг. Нужно честное сотрудничество[119].
Это был отказ от борьбы, причем от борьбы в блоке с Лениным против великодержавных амбиций Сталина. Троцкий добровольно упускал не только важный, но и, как выяснилось позднее, наиболее реальный шанс ослабить позиции Сталина и всей «тройки». Конечно, Каменев, Зиновьев и Сталин были довольны. Но некоторые документы Ленина были известны другим членам ЦК, например Б. Мдивани. Поэтому Троцкий пошел дальше, он согласился с решением Политбюро запретить кому-либо оглашать на съезде документы и письма больного Ленина по национальному вопросу. Позднее Троцкий пытался объяснить свое поведение какими-то нравственными соображениями. Он писал:
«Письма Ленина по национальному вопросу, как и его Завещание, никому не были известны. Мое выступление могло быть понято, вернее сказать, изображено, как моя личная борьба за место Ленина в партии и государстве. Я не мог без внутреннего содрогания думать об этом. Я считал, что это может внести такую деморализацию в наши ряды, за которую, даже в случае победы, пришлось бы жестоко расплачиваться»[120].
Троцкий приводит здесь доводы, с которыми трудно согласиться. О некоторых письмах Ленина по национальному вопросу знали в Политбюро. Но ведь и те документы, о которых никто еще не знал, Ленин просил Троцкого огласить на съезде как письма самого Ленина. При этом Ленин прямо писал Троцкому, что этот вопрос его очень волнует и что он будет спокоен лишь в том случае, если эту задачу возьмет на себя именно Троцкий. Отказ Троцкого, естественно, лишь усилил беспокойство и волнение Ленина. К тому же у Троцкого была возможность изменить свое решение, когда важнейшее из писем Ленина – «К вопросу о национальностях или об “автономизации”» – Л. А. Фотиева 16 апреля, то есть за несколько дней до съезда, передала в Политбюро. Троцкий помог своим молчанием скрыть этот документ от партии, и он был опубликован впервые только в 1956 г.
