Когда урукето в сумерках отплыл, мрачная Вейнте’ вернулась в свои апартаменты, никого не встретив в сгущавшейся тьме, – и мгновенно уснула, невзирая на все еще одолевавший ее гнев.
Утро вечера мудренее. Но и наутро тяжелые мысли еще не оставили Вейнте’. На амбесиде она казалась спокойной. Но когда на его противоположном краю показалась Алакенси, Вейнте’ отвернулась, окаменев от злобы. Многие уже успели познакомиться с ее крутым норовом. На несчастье Энге, на этот раз под руку подвернулась именно она.
– Я с небольшой просьбой, эйстаа… – начала Энге.
– Отказываю. От тебя и твоих живых покойниц мне нужна только работа.
– Раньше ты никогда не была без причины жестокой, – спокойно возразила Энге. – Мне казалось, что для эйстаа все жительницы равны.
– Правильно. Только по моей воле Дочери Смерти теперь не жительницы нашего города, а рабочие животные. Вы будете работать, пока не умрете, – такова ваша судьба. – Она вдруг вспомнила о данном Энге поручении. – Устузоу, которых ты учишь говорить… Что с ними? Прошло время, много времени.
– Нужно больше времени – вот моя просьба. Или больше времени, или его не нужно вовсе.
– Объясни.
– Каждое утро я начинаю работать с устузоу в надежде, что сегодня начнется понимание. И каждый вечер я оставляю их с чувством напрасно потраченного труда. Самочка разумна… на уровне элиноу, который рыскает по городу, выслеживает и ловит мышей. Действия ее похожи на разумные, но не являются таковыми.
– А самец?
– Глуп, как все самцы. Не реагирует, даже когда бьют. Просто сидит и молча глазеет. Но самочка отвечает на доброту, как элиноу, с ней приятно иметь дело. Пока она научилась всего нескольким фразам, правда всегда говорит невпопад и путает. Она их заучила, как лодка, не понимая смысла.
– Новости не радуют меня, – ответила Вейнте’, жестами выражая соответствующие чувства.
Все это время Энге могла бы работать в полях, здесь все ее труды были впустую. Теперь причины, по которым она хотела беседовать с устузоу, уже не имели значения. Свирепые создания более не представляли опасности… Но интерес не исчез. Вейнте’ сказала об этом вслух:
– Если существа эти не могут выучить язык иилане’, то, может быть, ты успела выучить их язык?
Конвульсивно содрогнувшись всем телом в знак отчаяния и сомнения, Энге произнесла:
– И на этот вопрос у меня нет ответа. Сперва мне даже показалось, что они амбенины – безъязыкие, не умеющие общаться. Но теперь я считаю их угунинами.
– Невозможно! – Вейнте’ с ходу отвергла эту мысль. – Как может любое существо общаться, не обмениваясь информацией. Ты предлагаешь загадки вместо ответа.
– Я понимаю, мне стыдно, но другого имени для них у меня нет. Их движения и звуки, которые они издают, не связаны никакой закономерностью. Я уверена в этом – я запомнила тысячи сочетаний и звуков. Они все бессмысленны. В конце концов пришлось поверить, что общение у них осуществляется на другом уровне, который закрыт для нас навсегда. Даже не представляю, как быть. Я слыхала теорию об излучениях мозга: разум может общаться непосредственно с разумом. Возможно использование радиоволн. Если бы в городе был физик, мы сумели бы разобраться.
Она умолкла. Вейнте’ делала жесты сомнения, неуверенности, огорчения.
– Ты не перестаешь удивлять меня, Энге. Какой первоклассный ум погиб для города, когда ты отдалась этой отвратительной философии. Я считаю, что твои эксперименты и наблюдения надо заканчивать. Вот погляжу на твоих устузоу и решу, что делать.
