Кабуки - страница 3
Покинуть рейс 305. У нас обрыв. 55%.
Как назовём? Мы сделали просчёты – ситуация кратковременно отложит гибель протоколов на двадцать один год, потом придётся перезапускаться… Ещё раз! Как назовём? 57%.
– Что именно? Детали!
Механический аэродинамический клин, который предотвращает опускание в полёте вентральной воздушной лестницы самолёта. 59%.
– Лопаткой.
– Готово.
Федеральное авиационное управление распорядилось, чтобы самолёты Boeing 727 были оснащены лопатками Купера. 61%.
– Давай придумаем здесь какой-то эдакий ход, чтобы ни у кого такого не было, станем первооткрывателями. Например…
– С кем вы говорите?
– Cherchez la femme, pardieu! Cherchez la femme!
– Я вообще ничего не понимаю! Искать женщину? Какую? Зачем? Как она выглядит?
– В себе, мой друг, в себе. И помни, что время пластично и непостоянно. Задай себе прямо сейчас лишь один вопрос: «Что тебе делать, если аксиом больше нет?»
Жан-Пьер заплакал.
В протокольной:
– Они все такие – если заплачут, кому угодно слезами голову заморочат и сами себе поверят. 64%.
– Почему именно я? На кого вы работаете? Скажите! Я ведь ничего не умею: не двигаю предметы, не превращаю камни в хлеб, не беременею без оплодотворения и не исцеляю больных. Я не читаю мысли и не могу заглянуть в будущее…
– То есть не обладаете даже самыми распространёнными способностями?
– Эм… Вот именно! – уцепился Жан-Пьер…
– Может, я просто свожу на нет дарования других людей забавы ради, – шутила Катя. Игра вот-вот начнётся.
Переформатирование 93% (фокусировка, число слов 35951… 35952…).
Позитронно-эмиссионная томография и функциональная магнитно-резонансная томография сделаны тоже.
Мы даём тебе второй шанс. Не мухлюй. Не забывай, что шулер, будучи пойманным, сразу изгоняется и больше не принимает участия в игре.
– Постойте, а что делать, если жульничает сам организатор игры? Если жульничаешь ты?
– Я не организатор.
В протокольной:
– Их почему-то всегда пугает знание о том, что их сознание и так называемая душа рождаются из работы мозга, который подобен вычислительной машине, взаимодействующей с текстуальным. Их пугает, что мозг имеет свои возможности не благодаря мистическому, а благодаря той сложности, которая достигается отношениями между колоссальным числом разнообразных нервных клеток.
– А что, если победа в вашей игре изначально невозможна? Я могу играть по правилам, придерживаться стратегии, побеждать и проигрывать, но что, если сами базовые принципы игры уже ничего не значат, они стали лишь условностью? А единственное, что может случиться с овцой, независимо от того, насколько хорош пастух, – это превращение в сочную отбивную на чьём-то столе.
– Для тебя пока выхода нет. Да и твоя реальность скоро исчезнет. Даже эта, вместе с последней буквой последнего слова этого предложени (я). Но она может не исчезнуть, если ты добудешь «вещь» в виде некой общности, которая продолжит существовать даже тогда, когда ты сам перестанешь в неё верить. И я здесь, чтобы поведать тебе об этом, иначе ты просто умрёшь или уже умер.
– Ну умер и умер, и что? Как ни глянь, всё так же убог и разноплановен в своей убогости доходящий до меня Свет. Всё так же убога жизнь у Бога. Свет давно не божий, а убогий – около божий. А божий – смерк.
– Харкни в Сартра, пни Пруста, ударь Конфуция, переверни Ницше, сожги Вергилия, сделай всё, что захочется, но помни – Бог по-прежнему дышит. И ты точно знаешь, о каком дыхании я говорю и что я понимаю под этим словом. А что насчёт твоих вольных рассуждений о Свете… Он убог для тебя лишь по единственной причине. Свет – светит, с чего ты взял, что он греет?