Кабул – Нью-Йорк - страница 78
– Журналисты, писатели – не наша кость, Руслан. Но твои чеченские герои – тоже не наша. Только и не твоя. И уже никогда твоей не будут. В том твоя драма как одного из героев нашего времени.
– Отчего же? Такие же звери, как и ваши.
– Согласен полностью. Но в них есть антиген, фермент разрушения нашей системы. Когда в 127-ю особую бригаду, в спортроту новые космополиты набирали ваших бойцов, через несколько месяцев они уничтожили основу армии – избили младших офицеров и сержантов. Разве с ними вы перейдете ваш исторический Гиндукуш?
На этот раз не ответил Большой Ингуш. Миронов прав. От нынешней России проще освободиться, стряхнуть ее руку со своего плеча, чем от клещевого хвата партнеров с гор и из пустыни. И снова Ютова если не охватило, то посетило странное чувство: здесь, за столом, над которым склонились повоевавшие свое мужчины, лепилось большими грубыми ладонями нечто не только важное, но особенно личное.
– Нельзя возвращаться в прошлое навсегда. Вы это понимаете, полковник Миронов. Нельзя возвращаться больше одного раза. Прошлое – ненадежный скакун.
– Я не знаток лошадей, генерал. Мое дело – виски и огнестрельное оружие. И то и другое тем вернее, чем старей. Придет время и ты, генерал, тоже произнесешь слово «когда-то». Но сегодня от тебя зависит, что уместится там, в слове из семи букв. Счастливое число, кстати…
Юрий Соколяк, издали проводив взглядом Большого Ингуша, когда тот направился в депутатский зал Домодедово, испытал глубокую досаду. Он не знал, чем завершилась стрелка с Мироновым, эту встречу «обеспечивал» не он. Он ждал иного сигнала, но вместо приказа об атаке прозвучал отбой. Неужели Рустам согласился отдать Миронову взрывников? Соколяку не очень-то верилось в такую сговорчивость нукера. Неужели верность пса хозяину одолела самовольную жажду ветра и подвига? Соколяк, скрепя сердце, свернул свою операцию. Но сердце ныло: беда, беда! Может быть, это ревнивая жажда убрать соперника выпью стонет в груди? Соколяк черным зрачком впился в колодец души своей и более не нашел там этого чувства. И это совсем скверный знак.
Дождавшись отлета Большого Ингуша, Соколяк распустил московскую «разведроту» – слово «бригада» он не любил, – поехал в Битцу в сауну, где сперва выбрал себе двух красавиц, с которыми напился, пропел в караоке и двинул в гостиницу. Поутру, очнувшись с женщиной, он с удивлением обнаружил, что сердце больше не томит мысль об ошибке. Напротив, юный день обещал душ, хаш, страсть без любви в преддверии доброй войны… К неудовольствию Ютова, его помощник вернулся из Москвы на сутки позже положенного.
Ютов уговаривает Рустама сохранить мир с Мироновым
Из Домжура Ютов, несмотря на возражения Рустама, повелел сопровождению следовать в аэропорт и дожидаться его там. Сам же направил водителя «мерседеса» в ресторан «Шинок», что на Красной Пресне.
– Поедем, Рустам, отобедаем. Я отдохну от твоих доблестных джигитов, а они – от обязанности блюсти мое тело. Едем. Когда еще украинского сала поест истинный федуин, как не после разговора с москалем. Горилки выпьем. Сюда мы теперь не скоро.
– Пусть и охрана поест. Зачем людей отсылать? Я не верю русскому.
– А зачем тебе верить, Рустам? Верить – это моя забота. Я переговоры веду. Я знаю, ты сквитаться с ним за итальянку хочешь. Вот и Соколяк тоже хочет. Горячие вы головы. Но не время мести сейчас.