Осуждённые, находящиеся в колонии, занимались заготовкой леса. Работа была хоть и трудной, но со временем к ней привыкали. Только на руках увеличивалось количество ссадин, мозолей, плохо заживших ран, зато увеличивалась физическая сила колонистов. И после отсидки Пшончик, а в миру – Виктор Пшеничный – вернулся в родные места крепким мужиком. Жить по нормальному ему уже было зазорно и он, связавшись со старыми приятелями, с которыми в далекие годы занимался воровством, вернулся к тому же. К бывшему зэку теперь заглядывал прикреплённый участковый полицейский, он добился, чтобы Пшеничного приняли на ремонтный участок жилищного отдела, где тот делал вид, что замечательно работает. Но главным занятием у него оставалась организация дел, связанных с хищением материальных ценностей в разных намеченных заранее местах. Сам Пшончик зарёкся и близко подходить к людям, у которых что-то отбирали его парни, а ещё раньше он поклялся, что с мокрухой никогда дела иметь не будет: ни сам, ни его люди.
Жил Виктор на окраине города в доме, оставшемся от умерших без него родителей, соседи на него пока особого внимания не обращали, принимая за взявшегося за ум старого человека, но и в друзья старались не набиваться. Семидесятилетнего зэка такое положение устраивало.
Ворон и Беленький были из соседнего близлежащего села. Они находились на побегушках у Пшончика и делали самые простые дела, которые он им поручал. Обоим недавно исполнилось по двадцать три года, в армию не взяли – забраковали по болезни, а родители давно на них внимания не обращали, считая, что, вырастив таких здоровых мужиков и пристроив их на скотоводческую ферму, можно заниматься другими делами. К Виктору Пшеничному, которого ребята уважительно называли «дядя Витя», они обычно заявлялись около семи часов вечера в будние дни и после двенадцати часов дня в выходные и праздничные.
Сегодня за столом царило весёлое настроение, поскольку – по словам шефа – предстояла несложная левая работа. Пшончик славно угощал своих помощников, прикидывая, кого и куда пошлёт для организации запланированных и подготовленных дел. Кроме фермеров в операциях обычно принимали участие и другие, более старшие специалисты воровского дела, которых сам Пшончик называл профессионалами. Хорошо продуманные дела не давали никаких зацепок местному полицейскому участку, и всё оседало в папке нераскрытых преступлений.
– Ну что, дорогие мои? – ласково спросил Виктор у парней, наливая по первому стакану. – Настроение у нас сегодня боевое?
– Самое, что ни на есть боевое! – согласился Ворон, отличавшийся от приятеля черными кудрявыми волосами.
– Конечно! – поддакнул Беленький. – Нормальное настроение! Вот только у нас, дядя Витя, появился вопрос. Мы понимаем, что ты – человек весьма авторитетный, но хотелось бы знать, как ты такого авторитета добился? В нашем городишке особенно прославиться таким людям, как ты, всё-таки сложно.
Пшеничный опрокинул стакан в рот, загрыз обязательным огурцом и оглядел парней, глядящих на него с любопытным интересом.
– Знать про меня подробные сведения хотите? – уточнил он. – Так секрета здесь нет никакого. Когда-то на соседней улочке, в ломбарде замочил я одного еврейчика, который не захотел поделиться со мной выручкой. Вышло всё довольно случайно, я просто хотел его припугнуть ножичком, но хозяин ломбарда от испуга, увидев холодное оружие, потерял сознание и свалился точнёхонько на него своим пузом. Толстый такой был, этот Беренштейн, тяжёлый, я даже нож не успел принять в сторону. Так я и загремел по статье за умышленное убийство. Кстати, – вдруг оживился Пшончик, – хозяина ломбарда иногда навещали два школяра, жившие по соседству. Память у меня хорошая, помню, что одного звали Колька Девятов, а другого – Мишка Говоров. Беренштейн с ними иногда беседовал, а на какие темы – я не знаю. Только частенько при них закрывал вход в лавчонку. Нужно бы навестить мне этих школяров, полюбопытствовать, а не научил ли он их чему-нибудь особенному. Ведь могли заинтересоваться работой с камушками…
