Из них двоих Тейт был намного красивее. Ничего отталкивающего в лице Джека, впрочем, заметить было нельзя, но оно было исключительно заурядным. И очевидно, огрубело с возрастом. Тейту это не грозило.
– Извини, что мы увозим его от тебя так надолго. – От нее не укрылось, что Джек всегда говорит с ней, не глядя в лицо. Он как бы обращается к какой-то другой части тела – груди, руке, гипсовой повязке на ноге. – Мы бы не стали этого делать, если бы это не было так важно для выборов.
Зажав в пальцах толстый карандаш, она нацарапала в блокноте: «О’кей». Джек вытянул голову, прочитал слово, вяло улыбнулся и вежливо кивнул. Между Джеком и Кэрол явно существовали какие-то тайные и неприятные отношения. «Интересно, в чем тут дело?» – подумала Эйвери.
– Тейт говорит, у тебя сегодня получилось произнести несколько слов, – сказал он. – Когда ты опять научишься говорить, вот уж мы все тебя послушаем.
Эйвери знала, что Тейту придется не по вкусу то, о чем она должна ему сказать. Он захочет знать, почему она ни разу не написала в блокноте своего настоящего имени и продолжала держать его в тайне даже после того, как обрела достаточную координацию, чтобы общаться с помощью карандаша и бумаги.
Она и сама хотела бы это знать.
От волнения на глаза у нее навернулись слезы. Джек немедленно поднялся и направился к двери.
– Что ж, уже поздно, а мне еще ехать. Счастливо, Кэрол. Тейт, ты идешь?
– Пока нет, но я провожу тебя до холла. – Пообещав вернуться через несколько минут, он вышел из палаты вслед за братом.
– Мне кажется, разговоры о твоей поездке ее расстроили, – заметил Джек.
– В последние дни она стала особенно чувствительна.
– Казалось бы, должна радоваться, что начинает опять говорить, разве не так?
– Наверное, когда пытаешься говорить и чувствуешь, что не получается, радости мало. – Тейт подошел к темной стеклянной двери и открыл ее.
– Гм, Тейт, тебе ничто не показалось странным в том, как она пишет?
– Странным?
Он посторонился, давая пройти двум медсестрам, за которыми следовал мужчина с букетом оранжевых хризантем. Джек уже сделал шаг на крыльцо, но придержал за собой дверь.
– Кэрол ведь, по-моему, правша?
– Да.
– Тогда почему она пишет левой рукой? – Джек передернул плечами. – Мне просто показалось это немного странным. – Он опустил руку, и дверь стала плавно закрываться. – Пока, Тейт.
– Езжай осторожно.
Тейт стоял, глядя вслед брату, пока к нему не подошла медсестра, вопросительно заглядывая в лицо. Повернувшись, он медленно двинулся назад в палату.
Пока Тейта не было в комнате, Эйвери размышляла о том, как он примерно неделю назад изменился. Она почувствовала разницу в его отношении к себе. Он по-прежнему регулярно ее навещал, но уже далеко не каждый день. Поначалу она отнесла это на счет набиравшей силу избирательной кампании.
Как и прежде, он всякий раз приносил ей цветы и свежие журналы. Теперь, когда она могла есть твердую пищу, он привозил ей разные лакомства, чтобы разнообразить пускай превосходную, но все же однообразную больничную еду. Он заказал ей в палату видеомагнитофон и принес для развлечения несколько кассет с фильмами. Но он все чаще замыкался в себе и мрачнел и все более осторожно выбирал слова. И он больше у нее не засиживался.
По мере того как лицо Кэрол обретало свой нормальный вид, Тейт все больше отдалялся.
Он перестал приводить к ней Мэнди. Она как-то нацарапала печатными буквами в блокноте имя Мэнди и поставила вопросительный знак, но он лишь дернул плечами.
