Как дышать в аквариуме (?) - страница 3



– Вы бы хоть улыбнулись для приличия, – окликнул его кто-то.

Валя повернулся и увидел рыжую девушку с фотоаппаратом.

– А то на всех фотках хмурый, как верблюд.

– Не выспался, – бросил он.

Рыжая облокотилась рядом с ним на подоконник. Радостные гости заново наполняли стаканы.

– Да, отдохнуть вам еще не скоро удастся. Хотите фото с выкупа посмотреть?

– Не хочу.

– Ну и правильно, потом этих фотографий на всю жизнь насмотритесь. Вы не беспокойтесь, через месяц получите все в лучшем качестве. Я вот наконец-то зеркалкой обзавелась никоновской, представляете? Девять месяцев откладывала. Видео, правда, не четыре ка, но аш ди, вы увидите. У меня сестра замуж месяц назад выскочила, сейчас в Сочи укатила… Вы в Сочах были, Валентин? Она пишет, что ужас как не нравится: грязь, мразь, жарища… Море засранное, простите мой французский. Не суть. Так вот я на ее свадьбе впервые новый фотик опробовала – фотки изумительные, прям как на обложках. Вы фотографией увлекаетесь?

– Нет.

– Может, все-таки взглянете на парочку? Смотрите… Так, оценить просто. Ну посмотрите же, неужели вам все равно?

– Слушай…

– Понимаю, вы на взводе. Валентин, не волнуйтесь. Я вам даже завидую, честно. Так Алинке вашей повезло – говорят, такой мужик классный попался! А работаете уже? Если нет, то стоит подыскать, семья все-таки. Хотя вы молодой… Сколько вам, двадцать три? И уже женатый, с ума сойти. А жить, кстати, где будете?

– Да у твоих мамки с батей прям и будем.

Девушка так и замерла с раскрытым ртом. Краем глаза Валя увидел на дисплее фотоаппарата исказившееся в крике крупное Лешино лицо.

– В Сочах, кстати, не был, – Валя встал и направился к выходу.

Ранее утро нещадно пекло, солнце выжгло весь облачный пух и теперь сияло в полотне неба огромной прорехой. Пнув ногой картонку в виде сердца, Валя огляделся. Возле домов стояли припаркованные жигули, поодаль виднелись дачные участки с валящимися набок сараями, которые держались только благодаря затихшему ветру. Где-то хныкал ребенок, скрипели двери, журчали поливающие шланги. В курятнике устало прокричал петух.

– Попал же ты, – тихо сказал он.

Поодаль, возле дома, прислонясь к ограде, стоял высокий седой мужчина в расстегнутом пиджаке. Задрав голову, он щурился, глядя на припекающее солнце.

– Сигареты не найдется? – спросил Валя, подходя ближе.

Мужчина повернулся. В его прозрачных голубых глазах отражалась приветливость и открытость.

– О! Не курим-с и не пьем-с, – картинно пожал тот плечами. – Уже как лет двадцать. А тянет ух как!

– Врачи запрещают?

– Попробовали бы! Жена, конечно.

Говорил он легко, с каким-то естественным весельем, причем очень доброжелательным.

– А вы кем Алине будете? – Валя встал рядом с ним в тень. – Что-то я вас раньше не видел.

– Да мы задержались – в выходной в электричку не влезешь. Игорь Яковлевич меня зовут, – протянул он крепкую ладонь. – Старший двоюродный брат Юрки. Ну Юрия Александровича, отца Алинки. Он-то здесь вплоть до девяностых жил, когда еще колхоз стоял, а я в училище городское уехал, там и остался. Мы с ним в чеченскую вот так были…

Игорь Яковлевич рассказывал просто, но так живо и искренне, что наверх не хотелось возвращаться. Своим расположением он совершенно не напрягал Валю, в нем чувствовалась выдержка, здравое отношение к вещам и, главное, то, чего так не хватало всем деревенским, – чувство меры. Игорь Яковлевич не навязывался, не перегибал и не задавал Вале вопросов, на которые он меньше всего хотел отвечать. Валя слушал, как два брата росли здесь, в одном поселке, ходили в сельскую школу, на месте которой сейчас не виднелось даже фундамента – все пожрал голодный бурьян. Юрий встретил здесь маму Алины и остался, а Игорь поехал в город, в политехническое училище. Так и жили до армии, потом призыв. Сначала Игоря, как старшего, забрали, потом и Юру, спрятавшего в шапке фотографию новорожденной дочки на память. А вернулся с войны только он один.