Как Гломп принцессе мужа искал - страница 4

– Вот и отлично, – спокойно сказала Эмилия, и их телега отправилась в лес.

– Я всегда знал, что просыпаться надо к обеду, – про себя пробубнил Гломп. – Ничем хорошим ранний подъем никогда не заканчивается.

Вкуснее жареного мяса бывает только цивилизация,

или

лесные неурядицы.

Какие глупцы вообще романтизируют лес и горы? Что может быть ужаснее проснуться от холода в деревянной телеге посреди обглоданных сосен и елей? Еще противные насекомые, что все время норовят тебе залезть под шиворот или укусить за щеки или просто посчитают своим препятствием и проползти через тебя, как через камень – отвратительные ощущения.

Эмилия говорит, что, сидя у костра, она чувствует себя свободной, даже не знаю, я, Гломп, сидя у костра, ощущаю себя куском недобитой свинины, которая, с одной стороны, обгорела, а с другой прокоптилась и замерзла! Еще этот дурацкий дым, что все время норовит залезть тебе именно в лицо, независимо с какой стороны ты сядешь от костра! Если уралийцы действительно когда-то там произошли от гоблинов, то теперь я, главный советник короля, постепенно обратно превращаюсь в лесную жабу, что только и может квакать от беспомощности и бессилия и иногда есть комаров, что, надо сказать, еще то занятие!

– Ты говоришь, что к этому путешествию готовилась целых десять лет, а быть может, еще больше, – сказал Гломп, – так ответь тогда мне, почему у нас закончилась еда уже на четвертый день этого отвратительного путешествия! Тебе не кажется, что ты просчиталась?!

– Вовсе нет, – как обычно, невозмутимо ответила Эмилия.

Можно было подумать, что она готовилась к голодовке все это время! – Ехать с телегой, битком набитой мясом, глупо.

– И в чем же заключается глупость? Ответь мне, Э-ми-ли-я.

– Глупость заключается в том, что лес полон хищников, а мясо имеет свойство пахнуть. К тому же ехать с телегой, битком набитой едой, попросту затрудняет движение. А наши коровы сами должны что-то еще есть и пить. С полной телегой мы были бы вынуждены ехать в два раза дольше.

– Звучит так, словно ты выдумала это на ходу!

– Хах, – усмехнулась Эмилия. – Да и к тому же зачем брать с собой мясо, когда его можно просто добыть. У меня есть лук и стрелы, а также короткий клинок.

– Ну да! Ты оказывается еще и охотник! Есть еще какие-то твои магические свойства и качества, которые внезапно окажутся полезными? Быть может, ты и летать умеешь!

– Нет. Хотя кто его знает, – улыбаясь, сказала она. – Я пойду на охоту, а ты посторожи повозку.

– Конечно! Как скажете, ваше величество! Я же ведь тоже непревзойденный сторож и охранник, а еще пастух этих коров!

Кажется, Эмилия смеялась. Зато Гломпу было не до смеха, потому что никакого удовольствия ему не доставляло общество коров. Еще будучи маленьким, он отчетливо помнил, как пытался последить за коровами, но, к его сожалению, слов эти тупые существа не понимали, а силы у них оказалось намного больше, чем у него, и как бы он не старался держать их за хвост, они все равно его волокли, куда хотели, именно поэтому, когда он вырос, он с особым удовольствием ел говядину и просто обожал обгладывать кости с мыслями, ну-ну коровы, посмотрим, кто кого! Но не только коровы ему не нравились, он попросту не желал оставаться один в лесу. Хоть и эта маленькая выскочка его постоянно раздражала, но с ней ему было спокойнее, чем без нее, а теперь, когда она ушла, его окутал страх. Еще и лес! О боги, кто вообще придумал лес, почему он всегда такой таинственный и страшный, почему его кусты устроены так, словно в них всегда кто-то затаился и только ждет лучшего случая для нападения! Если б Гломп был каким-нибудь разбойником, то он непременно сидел бы в каком-нибудь лесу! Хуже, чем у леса, репутация только у болот! Вот почему всякая страшная нечисть всегда обитает в подобных местах, словно они созданы друг для друга. Вот Гломп создан для кровати, а опасность – для леса, и эти две параллельные жизни никогда не должны были пересечься, но нет, старший советник короля сейчас сидит возле телеги с коровами в самой гуще леса, а самое отвратительное в его ситуации то, что ему, бедному, и бежать-то некуда.