Как карта ляжет. От полюса холода до горячих точек - страница 9

– Что посоветуете?

– У вас ручка есть? Записывайте.

Благодаря этим советам моя библиотека стабильно пополнялась интеллектуальными шедеврами.

В его офисе – сначала он размещался под трибуной стадиона «Динамо», а в последние годы в переулке на Чистых прудах – всегда можно было застать разных людей, и не только ветеранов разведки. Общением с ним дорожили журналисты, политологи, священнослужители.

Все стремительно посыпалось на исходе зимы 2012 года. Сначала пришлось оставить любимый теннис: так скрутили его болезни. 24 марта, поздравляя генерала с очередным днем рождения, я не услышал в ответ обычных шуток, Леонид Владимирович был явно чем-то расстроен. Наш общий друг впоследствии пояснил: плохо себя чувствует. Несколько дней назад у него случился инсульт. Генерал стал терять зрение.

Ничего нет. Ни службы. Ни жены. Ни любимых книг. Ни будущего. Ничего. Темнота. Оставшись дома один, он достал из тумбочки наградной пистолет.

Говорят, самоубийство – не выход, говорят, это удел слабых.

Не знаю… Не мне его судить.

А память уводит все дальше, из потока времени всплывают другие эпизоды.

Был у меня в Кабуле один приятель, тогда майор, по имени Володя Редкобородый. Звание имел небольшое, зато лицом считался очень значительным. Потому что командовал группой офицеров, входивших в личную охрану главы государства Бабрака Кармаля. Дворец афганского руководителя снаружи охраняли местные коммандос, внутри за безопасность территории отвечали наши десантники, а во дворце все полномочия были у офицеров КГБ.

И вот этот Володя однажды меня здорово выручил.

…Иногда на встречах студенты журфаков спрашивают: «А могут ли журналисты на войне носить оружие?» Этот вопрос каждый раз ставит меня в неловкое положение. Конечно, не могут. И не носят. Нельзя. Нехорошо это. Но были и исключения. Во время Второй мировой войны носили – и наши, и западные (насчет немецких – не знаю). Во время нашего присутствия в Афганистане не просто носили, а буквально со стволами не расставались.

«Макаров» я наловчился носить за брючным ремнем сзади, он там был как влитой. Если летом в жару выходил из дома без пиджака, то надевал рубашку навыпуск, и никто мою пукалку не видел.

С оружием случались всякие неожиданности, ведь прав был классик: если на сцене есть ружье, то оно обязательно выстрелит. Но бывали забавные случаи и без пальбы. Вот об одном из таких я сейчас расскажу.

В Кабул тогда приехал секретарь ЦК комсомола Виктор Мишин. И по этому поводу афганский вождь Кармаль пригласил его, а также работавших там комсомольских советников, а заодно и меня, собкора «Комсомолки», к себе во дворец. Я немного опоздал, примчался, когда вся группа уже прошла. Естественно, на входе в резиденцию комсомольцев обшмонали, кто был при оружии свои стволы сдал на хранение.

И вот я залетаю, майор Редкобородый шипит: «Давай, пресса, шевелись» – и лично провожает меня в те покои, где сейчас появится вождь. Мы рассаживаемся за большим дубовым столом, причем мое место оказывается прямо в двух метрах от кресла, куда сядет товарищ Кармаль. И тут я холодею от страха, ощутив спиной металл своего «макарова». Господи, вот влип! Через минуту войдет глава государства, а его гость сидит с заряженным и готовым к бою оружием. Е-мое! Да свои же и пристрелят, только шевельнусь.

Я оборачиваюсь, сзади поляну зорко осматривает Редкобородый.

– Владимир Степаныч, – подчеркнуто уважительно зову его. – Подойди, дело есть.