– Лезь-лезь, а я позволю себя удивить. И прекрати уже «иакать».
Как читатель уже заметил, за Ли действительно водился грешок в начале предложения ни к селу ни к городу употреблять «не-а». Родные пародировали этот звук и дразнили его «Иакалом» – осла это особенно напоминало в исполнении Эйта.
– Эйт, я больше не буду.
– Лезь, а то прибью! Отойди!
Последняя команда относилась к Каху. Тот не замедлил покинуть свою позицию и шмыгнуть в сторону. «Рыцарь» ловко перепрыгнул через валун и, оказавшись рядом с Ли, толкнул его в плечо.
Ничего не поделать – пришлось подчиниться.
Природный пьедестал доходил Ли до пояса. С трудом взобравшись на выступ, новоиспечённый волшебник, решив не смотреть на брата, открыл лицо постепенно слабеющему ветру.
«Вот бы и впрямь быть мастером, тогда Эйт не смог бы приставать и торчал бы на камне вместо меня. Сам он Сынок…»
– Приступай, – приказал «воин» снизу. – Я жду.
– Чего?
– Как чего? Колдовства, конечно. Возьми Силу из почвы, ветра или ещё откуда-нибудь. В конце концов не мне тебя учить.
– Вам стоило бы поосторожней играть со Стихиями, – послышался голос Каха, который ни разу не повернул головы в сторону играющих. – Там, куда приходят маги, потом никогда не сумеет прижиться человек.
– Что ты мелешь? – зло спросил Эйт.
– Говорю о том, что ведьмы и лешие – это не смешно и не весело. Они могут быть очень злыми…
– Неправда, – вмешался Ли, – маги добрые. Когда мы болеем, они за нами ухаживают. Меня врачевал недавно леший Унто, подарил здоровье…
– Да, – Ублизнюкавру сплюнул, – нам и здоровье теперь не принадлежит – получать в подарок надо…
– А ну-ка за дело! – перебил Эйт.
Ли не знал, что ему предпринять. Разве что…
Мальчик обратил негодующий взор к небу, страшно закатил глаза и взревел таким голосом, что его вполне могли бы услышать и внизу, в деревне.
Эйт испугался и сделал несколько шагов назад. Ублизнюкавру лишь лениво вытаращил глаза на крик.
– Ты чего? – на всякий случай осведомился «рыцарь».
– Не-а, ничего, только мне и вправду показалось, что я чувствую Силу камня.
Ли улыбался. Он умел это делать, как никто другой: стоило уголкам губ раздвинуться, и мать прощала любую шалость, а отец переставал ворчать.
– Врёшь. Докажи.
Эйт тоже ощущал магический эффект смягчающей педагогическую строгость улыбки, но решил не поддаваться.
– Не-а. А чего ты хочешь?
– Я же велел: прекрати «иакать»! А потом, Сынок, сделай так, чтобы меня парализовало. Можешь зашабашить молнию или ещё что, валяй.
– Не рискуйте, господин, – если ваш брат это чувствует, это опасно.
Это сказал Ках. Крестьянин стоял теперь рядом с играющими ребятами и изучающе уставился на камень так, будто воспринял Ли всерьёз.
– Да заткнёшься ли ты?! – прикрикнул на него Эйт. – Что мешаешь играть?
Он покраснел от злости.
– Сдаётся мне, господин, – смиренно сказал Ках, – вы боитесь, что я прав…
– Ли, а ну, колдуй! – сорванным голосом приказал Эйт.
Он не желал больше слышать ни звука от чудаковатого незнакомца. Младший брат огляделся, посмотрел старшему брату в глаза, воздел руки и попытался сосредоточиться. Вот бы ещё раз напугать или хотя бы развеселить родственника-тирана! Он медленно повёл указательным пальцем перед глазами, потом ещё и ещё раз, как бы плетя сеть.
Движения плавные, увлекающие. Нити, нити остаются после каждого взмаха… Ветра мало, надо ещё что-то. Ах да, есть булыжник. Его бы мысленно поднять и вплести в паутину… Зачем?
