Как Николай II погубил империю? - страница 30



18 – впрочем, про гербы уже к нашей теме не относится. Но все же: сколько земли у германского крестьянина – 1,8 га или 30–60 га? Откуда взял свою цифру о. Тихон – неведомо, но Солоневич-то жил в Германии и бауэров наблюдал воочию, неужели он перепутал два и тридцать? Или, может быть, на 30 гектаров земли приходилось пятнадцать батраков, у которых тоже какие-никакие дома с сараями имеются, так что и получается примерно 1,8 га на хозяйство?

Да и все остальное нуждается в уточнении. Сколько и какого зерна производили в России и сколько экспортировали? Какова была урожайность с гектара надельной земли? Какова структура внутреннего потребления? А то ведь может быть и так: плодородные области страны покрыты латифундиями с передовым хозяйством, выращивающими и продающими за границу рекордные урожаи, а остальное население тихо вымирает от голода? Это латиноамериканский вариант. Или, еще лучше, как на американском Юге: плантации, которые обрабатывают рабы?

О. Тихон Шевкунов. «За годы правления Николая II, с 1894 по 1917 год, сбор зерновых по стране вырос в полтора раза».

Это еще одно из доказательств «передовой сельскохозяйственной державы». Мы уже говорили о том, что темпы роста – весьма лукавый показатель. А если копнем чуть глубже, станет еще интереснее. Мне бы очень хотелось знать, каким образом подсчитывался пресловутый валовый сбор зерновых. Это в СССР было просто, колхозы и совхозы собрали урожай, подсчитали, отчитались. Кроме них, никто хлеба не сеял, ибо какой интерес, если даже в далеком селе его можно купить в магазине?

А когда в деревне сто хозяев, у каждого по десять полосок и на каждой полоске – на каждой! – разный размер и разная урожайность? Неужели статистики бегали по всем деревням, спрашивая у каждого крестьянина о том, сколько зерна он собрал на каждом из своих полей? Да, а крестьянин еще и честно отвечал, не прибедняясь на всякий случай…

Как решается эта загадка статистики? Скорее всего, при подсчетах брали навскидку поля крупных хозяйств, подсчитывали сбор с десятины и умножали на площадь посева уезда или губернии, благо землемеры работают, и она-то известна. Но на самом деле урожайность крестьянских полосок была меньше, чем у крупных хозяев, так что реальный сбор хлеба19 по этим показателям вряд ли можно оценить, разве что динамику, поскольку какая-то корреляция существовать должна.

Полтора раза, говорите? Вот только от года к году урожаи скакали с проворством блохи, так что результат зависит от того, какой год с каким сравнивать. Скажем, в 1894 году было собрано 2969,8 млн пудов зерновых, а в 1914‑м – 3276 млн. Ну никак не выходит в полтора раза, как ни старайся, какие-то жалкие 10 %. А теперь возьмем 1895‑й (2673, 2 млн пудов) и 1913‑й (4265,4 млн) – и получим даже больше, около 60 %. А если мы приплетем сюда антирекордный 1897‑й (2263,3 млн) – так почти вдвое натянем20. С тем же успехом можно и отрицательную динамику продемонстрировать – все в наших руках.

Есть, впрочем, и еще один показатель – урожайность. Ее тоже непонятно как подсчитывали… то есть понятно, как: условный валовый сбор делился на общую посевную площадь. Если вынести за скобки рекордно урожайные и рекордно неурожайные годы, она держалась где-то на уровне 45–55 пудов с десятины, или 7,5–9 ц с гектара (и опять, с учетом крестьянских полосок, показатель наверняка завышен). Это в нашей передовой сельскохозяйственной державе – а что за границей?