Как перехитрить дракона - страница 9

Беззубик визжал:

– Скорей! Скорей! Скорей!

Иккинг распахнул дверь – снаружи было темно, как ночью, и ужасно холодно. Морозный воздух ворвался в дом – и Иккингу показалось, будто ему в лицо выплеснули ушат ледяной воды.

Беззубик с криками «Скорей! Скорей!» выпорхнул на улицу и уселся на сугроб в метре от входной двери.

– Молодец, Беззубик, что потерпел, – похвалил Иккинг, приплясывая на месте, чтобы согреться.

Беззубик присел, на его мордочке появилось выражение предельной сосредоточенности, аж рожки наморщились, но… ничего не произошло.

Посидев немного, Беззубик поднялся.

– Не-а, Б’бе-беззубик не хоч’чет пи-пи! – решительно заявил он.

Иккинг в сердцах всплеснул руками.

Все-таки нелегкое это дело – воспитывать дракона.

Возвращаться в постель уже не было смысла, так что Иккинг пошел готовить себе завтрак. За этим занятием у него было время подумать.

Иккинг очень беспокоился о Рыбьеноге. С чего он вдруг накинулся на Истероидов?! Это было совсем не в его характере. Обычно стоило Рыбьеногу учуять приближение кого-нибудь вроде Истероидов, как он с завидной прытью мчался куда угодно, лишь бы подальше. Ну ладно, допустим, шестьдесят восемь падений пробудили в нем берсерка, но все равно это слишком странно…

И выглядит Рыбьеног в последнее время как-то неважно. Чихает, дрожит – совсем непохоже на берсерка. Видимо, с другом ЧТО-ТО СТРЯСЛОСЬ…

Примерно через час дверь распахнулась, едва не слетев с петель, и в комнату в поисках завтрака ворвался Стоик Обширный, отец Иккинга. Он топал, создавая вокруг себя небольшое землетрясение, и зевал так, что показывались миндалины. Стоик Обширный был именно таким, каким и должен быть Настоящий Викинг: два метра ростом, пышная борода, полное отсутствие шеи, гора мускулов и очень вялая мыслительная активность.

– Что, сынок, уже кашку сварил? – проревел он. – Молодец, молодец…

Стоик не стал утруждаться класть кашу в тарелку. Просто снял котел с огня, уселся за стол и выхлебал овсянку через край.

– Папа! – позвал Иккинг.

– Гмм? – рассеянно отозвался Стоик, запрокинув голову, чтобы допить последние остатки.

По его бороде потекли сероватые липкие струйки.

– Не мог бы ты мне помочь… Что-то меня Рыбьеног беспокоит… – заговорил Иккинг.

Стоик, громко причмокнув, прикончил овсянку и бодро швырнул котелок в очаг.

– Рыбьенос – это тот твой приятель, у которого лицо как у печальной селедки? – прогудел Стоик, схватил со стола сардинку и одним махом, как шпагоглотатель, слопал ее вместе с головой и хвостом.

– Верно, – подтвердил Иккинг. – Только он Рыбьеног, а не Рыбьенос…

– Какое воспадение! – взревел Стоик Обширный.

– Ты хочешь сказать «совпадение»? – вежливо подсказал Иккинг.

– Да какая разница! – прогудел Стоик. – Я тоже из-за этого Рыбьеноса беспокоюсь.

– Правда? – удивился Иккинг.

Не в привычках Стоика было о ком-нибудь беспокоиться.

– Да, – торжественно подтвердил Стоик. – И мне нужно с тобой ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНО поговорить. Иккинг, подойди-ка сюда.

Иккинг подошел к отцу. Вождь Стоик Обширный положил руки сыну на плечи и ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНО заглянул ему в глаза. Иккинг попытался напустить на себя такое же выражение, но очень трудно воспринимать отца всерьез, когда у того вся борода заляпана овсянкой.

– Сынок, – начал Стоик Обширный. – Ты сын Вождя Племени Лохматых Хулиганов, мой единственный наследник. О человеке судят по компании, с которой он водится, и как ни тяжело мне это говорить, твой Рыбьенос – самый придурочный из всех чудаков, каких я встречал. Не водись с ним, Иккинг, не водись…