Как пережить личный апокалипсис. Моя история - страница 3

Но жизнь подкидывала и такие ситуации, где внешнего врага найти было невозможно. И тогда я использовала проверенную детскую стратегию: если не можешь с чем-то справиться – запихни поглубже и закрой дверь поплотнее.

Так случилось, например, когда мы перевернулись на машине, и параллельно у меня замерла первая беременность. Неизвестно, существовала ли между этими событиями прямая связь, и я была в тайне рада, что невозможно это проверить. Потому что один из вариантов грозил разрушить идеальную картинку, в которой мы жили. На ней уже и так стали появляться первые трещины, потому что я ничего не могла поделать с ощущением потери безопасности рядом с мужем. Понятно, что рассказать ему об этом я тоже была не готова. Во-первых, потому что в моих глазах это было похоже на обвинение, а во-вторых, потому что в счастливых семьях чувствовать такое не полагается.

И я нашла, как решить проблему и не проживать ни потерю, ни сложные чувства: сначала затолкать их поглубже и сделать вид, что ничего не было, а потом сдвинуть фокус внимания с того, что произошло, на работу над ошибками (новая беременность) и бурную деятельность в любом направлении (от решения квартирного вопроса до бесконечной готовки любимых мужем блюд).

И во всем этом, чем хуже я себя ощущала от того, что внутри потихоньку загнивает непережитое горе вперемешку со сложными чувствами к мужу, тем больше я зависела от тех положительных эмоций, которые могла от него получить. Внутри как будто возникла бездонная дыра, которая требовала все больше тепла, близости, совместного времени. Одним словом мне было нужно, чтобы он делал меня счастливой с постоянно возрастающей интенсивностью.

Получился такой невеселый парадокс: скрывая свои сложные чувства к мужу ради того, чтобы сохранить наш счастливый пузырь, я именно на него навалила весь груз это мне компенсировать. Потому что только так можно было убедить саму себя, что между нами (да и в мире в целом) все хорошо.

Надо отдать ему должное: какое-то время он терпел, не подавая виду, и справлялся. Хотя (как выяснилось много позже) как раз тогда ему очень хотелось сбежать. И именно на этом этапе, когда я столько времени проводила у него на ручках, я абсолютно разучилась стоять на собственных ногах, а потом и вообще забыла, что они есть.

Потом завершилась работа над ошибками, и родился наш первый сын. Я тогда совершенно не понимала, что со второй беременностью моей настоящей внутренней потребностью было все исправить и закрыть гештальт. И я прилагала все усилия, чтобы в этот раз все прошло идеально.

Вот таким кривым путем я пришла в материнство и оказалась абсолютно к нему не готова. То есть теоретически я была подкована и рекомендации доктора Комаровского могла цитировать, не просыпаясь, с любого места. Вот только тот момент, где он настаивает, что главное для ребенка – счастливая отдохнувшая мама, я напрочь пропустила. А тут еще обнаружилось, что существует в природе послеродовая депрессия, с которой я познакомилась сначала на собственной шкуре, а уже только потом – по имени.

Чем труднее мне было с ребенком, тем сильнее мне хотелось уже просто молиться на его отца. Я так уставала от беспрерывного взаимодействия с малышом, что каждая крупица помощи, каждое маленькое действие со стороны мужа казалось мне подвигом. Потому что от меня еще одна смена подгузника или необходимость еще раз встать ночью действительно потребовала бы героических усилий, и мне казалось, что это будет последним, что я сделаю перед выходом в окно. Значит, меня практически от верной смерти спасают, ну чем не подвиг?