– Ничего себе повезло! – возмутилась Алита. – Выдернули из мира, не спрося…
– Ну, насколько я понимаю то, как действует магия, в твоём мире ты должна была умереть. Иначе бы не оказалась тут. Так что тебе повезло. Жизнь продолжается.
Алита вдруг вспомнила дуло наставленного на неё обреза, мерзкую ухмылку грязного типа с гнилыми зубами… И судорожно сглотнула. Она действительно должна была умереть там, в переулке.
– Ну так что? – ухмыльнулся Брют, по выражению её лица поняв, что попал в точку. – Согласна?
– Но у меня вообще ничего нет! – сделала последнюю попытку отстоять независимость Алита. – Ни крыши над головой, ни инструментов, ни медикаментов!
– Об этом не переживай, – кивнул Брют, концентрируясь на своём салате. – Я всё обеспечу. Ты, это, ешь давай. Бледная какая-то!
—---------------------
* Брют (Brute – англ.) – грубиян, зверюга
** голова коня – отсылка к роману “Крёстный отец” М. Пьюзо.
“Бетонные башмаки” – метод расправы с неугодными итальянской мафии, когда ноги жертвы заливались в бетон, и она отправлялась живьём с моста в реку (море).
12. Глава 8. Зыбучие пески вопросов и чужих экспериментов
У вас случайно леденцов от кашля не будет? – светским тоном поинтересовалась доктор Ульцер, рассматривая, как её ноги медленно погружаются в пол.
– Нет, – угрюмо ответил Дервин Фицхерберт.
– Вы всегда такой бука или это только мне так повезло?
С прискорбием вынуждены констатировать, что доктор Алита Ульцер лезла в петлю с энтузиазмом набитого опилками медвежонка, забирающегося в пчелиный улей. И медведь, и Алита должны бы осознавать, что добром такие провокации не закончатся, однако оба они были не из тех, кто понимает, что для них хорошо, а что плохо. Вернее, доктор Ульцер была уже в том состоянии, когда чем хуже, тем лучше.
Господин Фицхерберт был на грани нервного срыва, но поскольку самообладание ему не изменяло никогда – а подобная измена считалась бы изменой государству и каралась бы от трех лет строгого режима до сожжения на костре… самообладание, короче, предпочитало не рисковать – он держал маску вежливости на лице и ни слова не сказал доктору Ульцер о том, что думает относительно её привычки трогать незнакомые баночки руками.
Доктор Ульцер же вины за собой не чувствовала, поскольку баночки она трогать не собиралась, а всего лишь искала в бумагах господина Гультрехта какую-нибудь подсказку относительно его дальнейших жизненных планов. Изящный флакон фиолетового стекла она задела случайно. Кто же знал, что господин Гультрехт хранит экспериментальные зелья немаркированными и в открытом доступе? Свинство, если подумать. И вопиющее пренебрежение правилами техники безопасности. Не учили его, что ли?!
А теперь и Алита Ульцер, и гнусный тип, который испепеляет её в настоящий момент взглядом, постепенно проваливаются сквозь пол, превратившийся в зыбучие пески, куда-то в неизвестность. Крики о помощи не возымели успеха, поскольку кабинет вышедшего в отставку господина Гультрехта не только находился в самом глухом крыле ГМУ имени Готшильда Гультрехта, но и был обвешан разнообразными звукоизолирующими чарами.
Господин Гультрехт… Тот который не тот, ныне покойный основатель ГМУ, а тот, что вполне здравствовал и процветал, пока не исчез накануне прямо посреди улицы Вязов, помимо гимнастики и вязания уделял также немного времени своей давней любовнице науке. С наукой они сходились и расходились так часто, что происходи действие в одном из соседних миров, кто-нибудь непременно отпустил бы язвительный комментарий относительно Рэйчел и Росса*.
