Видно было, что капитан совсем запутался.
– Скажем так, если вы действительно настроены серьезно, я покажу вам, как по-настоящему работает йога. А если вы узнаете, как по-настоящему работает йога, и с этим знанием станете ею заниматься, тогда спина у вас точно пройдет, и это и есть самый быстрый способ.
– Я серьезно настроен, – сказал он, держась за спину и, что меня порадовало, бросив взгляд на дверь, за которой находились те двое – сержант и капрал.
– Ну тогда договорились, – сказала я, – на следующем занятии мы займемся каналами и внутренними ветрами в вашем теле.
Я показала капитану, что он пока должен делать, и меня отвели в камеру.
Когда вот-вот должны произойти какие-то важные события, всегда возникают какие-нибудь серьезные проблемы, способные этим событиям помешать. Это закон йоги и закон природы вещей. В один из следующих дней, как всегда, явился мальчишка с подносом для Бузуку. Сержант занимался своими делами в одном из боковых помещений, так что Бузуку тут же передал мне миску с едой. Я проглотила часть, зажала остаток в кулаке, и быстро передала миску назад. Я как раз собиралась протянуть остаток еды на ладони своему мохнатому другу через дырку в полу, когда услышала позади себя шаркающий звук шагов. Я замерла на месте.
– Пойди-ка сюда, девчонка! – это был сержант. За все время, пока я сидела в этой камере, он впервые со мной заговорил.
Я зажала драгоценные зернышки риса в кулаке и подошла к решетке. Сержант уже входил в мою камеру, лицо его угрожающе напряглось, а пальцы крепко сжимали трость.
– Ну-ка, покажи-ка руку.
Я протянула руку.
– Разожми кулак.
Я разжала. Комочки риса, как в замедленном действии, выпали из моей ладони. Потом у меня случился какой-то провал в памяти; я посмотрела на свою руку и увидела длинный багровый рубец, а потом в середине рубца лопнула кожа, и потекла кровь.
– Чтоб знала! – бросил мне сержант, вываливаясь из моей камеры, и в мгновение ока запер дверь на засов. Тут боль охватила меня, и, упав на колени, я услышала шум потасовки в соседней камере, а потом мерное «вжих-вжих» – звук ударов, наносимых дубинкой, вопли Бузуку и ругань переводящего дыхание сержанта. И наконец наступила тишина.
Когда стемнело, сержант ушел. Долгое время я выжидала и наконец прошептала:
– Бузуку… Бузуку… вы тут? Как вы?
Я услышала, как он тихонько застонал и перебрался поближе к переднему углу камеры.
– Могло быть и хуже, – проговорил он с расстановкой. – Ты знаешь, тут важно исхитриться забиться в угол, так чтобы замахнуться на тебя как следует было нелегко, закрывать голову и лицо руками и орать, как сумасшедший, чтобы им казалось, что они тебя чуть не до полусмерти избивают. Тогда они скоро умерят пыл. – Он помолчал, а потом добавил: – А теперь нам действительно нужно поговорить.
– Да-да, простите меня. Я не думала.
– Ничего, – сказал он, – но тебе пора разобраться в здешних порядках. Сержант, конечно же, знал с самого начала, что я тебя подкармливаю.
– Но как заключенные могут сами добывать себе пропитание?
– Никак не могут, – рассмеялся он. – Здесь все устроено по старинке: родные или друзья приносят заключенным еду, а если не приносят – те умирают с голоду, а тело тюремщики выбрасывают прямо на дорогу. С какой стати сержанту кормить тут нас с тобой на дармовщину?
– Так значит, мальчишки, которые к вам приходят, ваши родственники?
– Родственники? – Бузуку снова рассмеялся. – Ну да, можно и так сказать. Они на меня работают.
