Девушка замечает его внимание, смущается. Марк отвечает улыбкой и переводит взгляд на двух женщин с пухлыми сумками из кожзама и в париках, призванных имитировать стильные пышные причёски. Женщинам заметно за шестьдесят, и этот возраст им идёт – позволяет свободно болтать о своём, хохотать, ворчать. Они точно хорошие подруги, и им предстоит очень приятный день в Москве.
На сидениях у задней стенки вагона сидит замученная мама и двое мальчишек-близнецов. Им года, наверное, по три, и это сущий ад. Они не капризничают и не хнычут, но пониже спины обоим вставили пропеллеры. Если они не пытаются убежать от матери, то лезут на сидение с ногами или пробуют поручни на вкус.
До матери доходит, что надо было выйти ещё на прошлой станции. Наверное, они собираются в парк. Она подскакивает, хватает мальчишек за руки и тянет к дверям. Двери открываются, и семья перебегает на другую сторону.
Марк провожает их всех взглядом, пока может.
Он выходит на Курской, помогает рыжей девушке вытащить огромный чемодан и желает хорошей дороги. Отвлекается, теряет бдительность – и его тут же пытаются снести, чувствительно наступают на ногу. На автомате он бормочет: «Sorry!»
И смеётся сам над собой.
Незадолго до отъезда из Москвы он нашёл завтрак своей мечты. И, хотя живот уже подводит от голода, он хочет проверить, как поживает мечта.
На Земляном валу, возле Курской, две «Шоколадницы». Посмотришь – совершенно одинаковые, сеть-то одна. Но секрет в том, что вкусная только та, что со стороны метро. А в другой то кофе холодный, то официант нахамит, то заказ перепутают.
Так было два года назад.
Марк не хочет рисковать и узнавать, стала ли ситуация лучше. Он почти сворачивает в сторону вожделенного завтрака, но вдруг вспоминает ещё об одном месте.
Совсем рядом. Глупо не заглянуть, правда?
Вокруг вокзала та же сутолока, что и всегда. Кажется, даже попрошайки остались те же самые, Марк узнаёт лица и увечья. Пахнет людьми, сомнительного качества выпечкой и вокзалом. Такой особый запах, который ни с чем не спутать. Тёплый, пыльный, горьковатый.
Становится жарко.
Обойдя вокзал, Марк поднимается по узкой шаткой лестнице и распахивает неприметную грязно-коричневую дверь.
Внутри прохладно и темно.
У магазинчика крошечная вывеска, на она особо и не нужна. Всё равно сюда ходят только свои, а им и без вывески понятно, что к чему. Марк протискивается между полок, касаясь кончиками пальцев книжных корешков. Вспоминает, как однажды этот букинистический магазинчик испортил ему свидание. Девушка сказала, что обожает читать. И книги. Потом оказалось – только те, что в глянцевых новеньких обложках, а ещё лучше – блокнотики и закладочки.
Марку нужна одна книга. Не пять, не семь, не четыре коробки (он себя знает). Всего одна – почитать за завтраком и по дороге к Робин.
Совсем не хочется переводов. И это единственная причина, по которой он решительно поворачивается спиной к многотомнику Стейнбека в отличном состоянии – чёрные корешки манят. Он убеждает себя, что в любом случае не готов тащить столько в аэропорт.
В этом магазинчике можно остаться надолго, но Марку везёт – он натыкается на разрозненные одиночные книги из советских изданий и выцепляет оттуда бежево-коричневый седьмой том Пушкина. У Марка были все шестнадцать, вообще-то. Были – пока именно седьмой том с пьесами не позаимствовала очередная институтская любовь.
