Он замер. Рука сама потянулась к сестре, но амулет на груди впился в кожу, как оса.
– Ты не настоящая, – прошептал он.
– Настоящая? – Лина улыбнулась, и её рот растянулся до ушей, обнажив клыки. – А кто тогда сгорел вместо меня?
Элиас швырнул щепотку соли. Существо взвыло, рассыпаясь в пыль, а лес застонал, будто раненый.
Поляна открылась внезапно. Земля здесь была чёрной, испещрённой рунами, которые светились малиновым, как запёкшаяся кровь. В центре, на алтаре из сплетённых рогов и позвонков, лежал кристалл. Он был похож на застывший дым, внутри которого клубились тени.
– Кайран говорил, что это ключ к её ритуалам, – Элиас потянулся к артефакту, но воздух вдруг сгустился.
Туман поднялся мгновенно – ледяной, солёный, пахнущий слезами. Из него проступили фигуры:
– Сынок… Зачем ты оставил нас? – Гаррик стоял, опираясь на сломанный молот. Его лицо было искажено болью.
– Мы звали тебя! – Мариэль протягивала обугленные руки. – Ты слышал, но убежал!
Элиас стиснул кристалл. Холод пронзил руку, поднимаясь к плечу.
– Вы… не настоящие, – он выдохнул, но голос дрожал.
– Настоящие? – Гаррик шагнул вперёд, и земля под ним закипела червями. – Ты знаешь, что мы умерли из-за тебя. Ты нёс ключ. Ты приманил её.
Кристалл в руке Элиаса забился, как сердце. Тени семьи приближались, их пальцы превращались в когти.
– Нет! – он зажмурился, впиваясь ногтями в ладонь. Боль пронзила туман, и он вспомнил слова Кайрана: «Доверяй только тому, что можно порезать».
Открыв глаза, он увидел правду: вместо родителей и Лины перед ним стояли твари с пустыми глазницами, их рты были сшиты паутиной.
– Иллюзии… – Элиас выхватил нож.
– Но боль настоящая! – существа ринулись на него.
Он дрался, как безумный. Клинок резал плоть, которая превращалась в пепел. Кристалл в его руке горел, впитывая тени, а голос Малании шептал внутри черепа:
– Хороший мальчик… Ты несёшь мне свой гнев. Это прекрасный дар.
Когда последняя тварь рассыпалась, туман рассеялся. Кристалл, теперь чёрный как смоль, пульсировал в такт его сердцу. На руке, где он сжимал артефакт, проступили жилки тьмы.
– Я прошёл, – прошептал Элиас, но триумф смешивался со страхом.
Кайран ждал на краю леса. Его взгляд упал на кристалл, и он скривил губы:
– Ты принёс не просто артефакт. Ты принёс её глаза в наш лагерь.
– Я сделал, что требовалось, – Элиас положил кристалл на землю.
Охотник пнул его ногой, и камень взвыл, как раненый зверь:
– Теперь она видит нас. И ты… – он грубо схватил руку Элиаса, показывая чёрные прожилки, – …стал её проводником.
– Что это значит?
– Значит, – Кайран выпустил его руку, – что испытание только начинается.
Он развернулся и ушёл, оставив Элиаса с кристаллом, который шептал обещания мести и силы. А где-то в глубине леса, в такт этому шёпоту, забилось новое сердце тьмы.
Лагерь Кайрана погрузился в тревожную тишину. Даже костёр, обычно потрескивавший ядовито-зелёным пламенем, горел молча, будто затаив дыхание. Элиас стоял перед охотником, сжимая в руке кристалл Ночного Змея. Тьма артефакта пульсировала, как второе сердце, а жилки под кожей запястья тянулись выше, к локтю, оставляя узоры, похожие на паучьи лапки.
Кайран сидел на камне, чистя клинок меча тряпкой, пропитанной чёрным дымом. Его золотые глаза-щели изучали Элиаса, будто видя сквозь плоть.
– Ты выжил. Но не стал сильнее, – наконец произнёс он, швырнув окровавленную тряпку в огонь. Та вспыхнула, и в дыму на миг возникло лицо Малании – её ледяной глаз сверкнул насмешливо.
