При снижении в салоне царила гробовая тишина. Голос капитана не успокоил никого из ста пятидесяти пассажиров; не добавляло уверенности и то, что посадочная полоса уже была покрыта огнеупорной пеной, и вокруг стояли наготове «скорые» и пожарные машины. Все осознавали реальность: вполне возможно, что в течение минуты они умрут.
Упираясь в кресло по аварийной инструкции, Виолетта думала, что не стоило смотреть столько передач про расследования авиакатастроф. Выжившие в катастрофах часто потом рассказывали, что перед ними проносилась вся жизнь. С Виолеттой этого не случилось: в этот момент она могла думать только об одном – о том, что отправится в могилу девственницей. Она никогда не пробовала секс, не чувствовала любви или даже чего-то похожего на нее. И это только ее вина. В тот момент Виолетта дала себе клятву: если выживет, все изменится. С этого дня она будет соглашаться на свидания, не важно с кем.
Будут и другие изменения. Она перестанет ходить в чисто женский спортзал. Станет более модно одеваться, краситься, пользоваться парфюмом, носить украшения. Станет верить отражению в зеркале, а не своему разуму. Даже купит машину! И не скучную, а красную двухдверную модель! Пора отбросить застенчивость, привитую прошлым, и принять совершенно другое будущее.
«Если у меня есть будущее, конечно».
Когда самолет коснулся посадочной полосы, губы Виолетты дрогнули в беззвучной молитве. Шасси немного занесло на пене, но они удержались. Господи боже – удержались! Виолетта вскинула голову одновременно с десятками пассажиров. Все стали смеяться и аплодировать, обниматься, целоваться. Виолетта никогда не испытывала такого облегчения, даже счастья.
Ей дали в жизни второй шанс. И она не упустит его.
Сидя на балконе квартиры с видом на залив, принадлежащей его отцу, Лео потягивал вино, когда услышал звонящий где-то в комнате телефон. Не свой – со своим он не расставался.
– Генри, телефон! – крикнул он.
Он не называл отца «папой» с тех пор, как двадцать лет назад уехал в Оксфорд изучать юриспруденцию. Они всегда были близки – мать Лео умерла, когда он был совсем маленьким, а отец не женился второй раз. Ко времени поступления Лео в университет они были скорее лучшими друзьями, чем отцом и сыном. Генри сам предложил изменить обращение, и Лео с радостью согласился.
Он собирался встать и ответить на чертов звонок, когда трели наконец прекратились, и Лео снова смог расслабиться и полюбоваться видом, который мало с чем мог сравниться, особенно в такой ясный летний день. Вода была невероятно синей, на ней играли солнечные блики и плясали всевозможные корабли, от маленьких лодок до паромов и пятизвездочных лайнеров. Неподалеку выгибался знаменитый сиднейский мост Харбор-Бридж, а слева от него располагалось здание оперы. Когда восемь лет назад Генри объявил, что возвращается в землю антиподов, Лео отнесся к этой идее скептически. Отец родился и вырос в Лондоне, как и он сам.
Жизнь Генри, успешного литературного агента, всегда была посвящена искусству. Его родители были профессорами истории; единственная сестра делала керамику и достигла определенного успеха. Жена Генри занималась скульптурой до своей ранней смерти от менингита всего в тридцать лет.
Хотя Генри не женился повторно, его имя регулярно связывали с другими женщинами, и все они занимались искусством: оперные певицы, балерины, художницы и, конечно, писательницы. Как такой мужчина мог жить в Австралии? Хотя страна и перестала быть культурной пустыней, как раньше, но все равно не могла сравниться с Лондоном.
