А теперь она здесь, и ему ужасно захотелось напомнить ей, как оно было когда-то… Он провел ладонями по ее спине, и она, содрогнувшись, пробормотала:
– Ах, Эван…
Он прикусил пуговку на ее блузке и потянул зубами.
– Ты помнишь, Пенелопа? Как это было неистово и пылко?
Ее пальцы в его волосах напряглись.
– Я от тебя просто с ума сходил. – Тут блузка ее чуть разошлась, и Эван лизнул обнажившуюся кожу. Казалось, на вкус она была даже лучше, чем прежде.
Пенелопа ахнула, и с губ ее сорвался тихий стон.
Тут Эван расстегнул пуговку и запечатлел жаркий поцелуй на ее животе.
– Помнишь, как мы с тобой забавлялись в подвале? Помнишь, Пенелопа, ведь так?
– Да, конечно… – ответила она, задыхаясь, и в голосе ее прорезалась хрипотца.
Приподняв голову, Эван увидел ее пылавшие голубые глаза. И увидел зовущие влажные губы.
– А помнишь, как мы впервые поцеловались? – продолжал он.
Ее ногти впились ему в шею.
– Помню, – ответила она, застонав.
Его губы и его руки, блуждавшие по ее телу… Сейчас она чувствовала себя так, будто перенеслась в далекое прошлое. Пенелопа не знала, почему позволяла ему прикасаться к ней. Может быть, прошло слишком много времени, и потому прежняя боль ушла? А может, она решила, что он слишком пьян, поэтому ничего потом не вспомнит? Но, как бы то ни было, следовало срочно это прекращать. Ведь она пришла вовсе не для этого.
Но, как и всегда, когда она оставалась с ним наедине, здравый смысл покинул ее. Ведь Эван был ее ахиллесовой пятой. Единственным человеком, который мог подтолкнуть ее к совершенно безрассудным поступкам.
Вот почему она старалась держаться от него подальше.
И вот почему не отталкивала его сейчас.
Его руки скользнули по ее ногам, затем – под юбку.
Следовало немедленно его остановить.
Она положила руки ему на плечи, намереваясь оттолкнуть, но тут его ладони заскользили по ее бедрам, и коленки Пенелопы подогнулись. И все-таки, собрав волю в кулак, она сумела произнести:
– Ты должен остановиться, Эван.
Он вскинул подбородок, и его зеленые глаза пристально взглянули на нее.
– А помнишь, Пенелопа, какой чертовски страстной ты всегда была? Прямо-таки мучила меня…
Она стиснула зубы. Конечно, она помнила. Прекрасно все помнила.
Его пальцы поползли выше по ее бедру. А губы снова прижались к ее животу. Голова ее все больше туманилась желанием, которое она годами подавляла, а Эван тем временем шептал:
– Боже, ты просто сводила меня с ума. Да-да, сводила…
Пенелопа мысленно вздохнула. Следовало срочно брать ситуацию под контроль, иначе она совершит что-нибудь, о чем потом сильно пожалеет.
Резко выпрямившись, она проговорила:
– Давай вернемся к нашей теме.
– К какой теме? – Его губы вновь скользнули по ее животу, и она невольно затрепетала.
– Мы говорили о твоей жизни. Ты должен взять себя в руки, Эван. – Отлично! Теперь ее голос звучит вроде бы спокойно. Да-да, она полностью держит себя в руках, и он никак на нее не подействовал. – Ты должен протрезветь, принять душ и перестать доводить свою маму до слез.
Он сжал ее ноги и опять потянул на себя.
– Сядь ко мне на колени, Пенелопа.
– Нет, – заявила она решительно. Однако не отступила и не отстранилась. Ох, она вообще теряла рассудок, когда дело касалось Эвана.
– Мне не хватает тебя на коленях. – Его пальцы задели край ее трусиков у изгиба ягодиц. – Думаю, тебе хочется того же…
Пенелопа закрыла глаза, наслаждаясь чудесными ощущениями. У него были такие крупные и такие теплые ладони… И даже подростком он точно знал, как нужно к ней прикасаться. С тех пор ни один мужчина не прикасался к ней так, – несмотря на все ее желание.
