Пить он не начинал до тех пор, пока с делами не было покончено.
Вышел в зал и подлетела к нему одна. Светится, улыбается. Воронцов и рявкнул ей, что уволена, а Снежана его от неминуемого скандала спасла.
А был у нее бейджик? Или нет? Да черт его знает. Волосы темные вроде, форма одежды официальная. Как например… Воронцов аж приподнялся, хотя связанные руки и не позволили ему полностью встать. Подождите-ка...
Но мысли прервал звонок в дверь. Воронцов насторожился. Если крикнуть, его несомненно услышат. Но вместо того, чтобы разразиться криком, он притих. Через закрытую дверь слышно было плохо, но все же слышно.
— Замок заклинило, — сказала его Хлопушка.
Действительно вызвала слесаря, смотрите-ка. Только эта готовность выпустить Воронцова на волю не сходится с коварным похищением с целью вымогательства. Неужели вот так и отпустит его, ничего не добившись, как только дверь ей отворят?
Воронцов сжал кулаки и дернул проклятые чулки. Ох и навязал макраме! Как теперь только выпутываться?
Хлопнула входная дверь, в соседней комнате зашумели, заговорили. Хлопушка, видать, специально говорила тихо, осторожно, знала ведь, что Воронцов ее слышит.
А слесарь с ней препирался громко, требовал денег. Ну и наглый, даже по голосу слышно, что еще с утра заложил за воротник… Ну, вот пусть сама и выпутывается, эта Хлопушка, так ей и надо.
Но тут Воронцов услышал:
— А родителей что, дома нет?
И душа ушла в пятки.
****
— Ты чего кусаешься? — прорычал слесарь, но руки с ее рта не убрал. — Сама меня в халате на голое тело пошла встречать! А я теперь виноват, что дразнишься?!
От одного его взгляда хотелось вымыться жесткой мочалкой. Оля снова попробовала укусить его за пальцы, но он заломил ей свободную руку и она сдавленно всхлипнула.
— А ну не брыкайся, кому говорят? Тебе понравится. Мужика хорошего, наверное, у тебя ни разу и не было? Настоящего. Из народа.
Он ухмыльнулся, потянулся к пряжке ремня.
И тогда раздался грохот.
Дверь в спальню распахнулась, со всей силы треснувшись о стену. Задребезжало стекло.
— Пригнись! — взревел Воронцов.
Оля послушно рухнула на ковер, закрыв лицо руками. Послышался еще один удар. Что-то хрустнуло.
— Щука, — прохрипел слесарь. — Ты мне жуб выбил. Ты кто вообще, мужик? Нищего не было!
— Ах, не было?! — взревел Воронцов, и Оля приоткрыла глаза.
Увидела абсолютно голого Воронцова с изголовьем от кровати в руках. Он по-прежнему был привязан к железным прутьям чулками. Получается, он просто вырвал изголовье голыми руками, чтобы… Чтобы спасти ее?
Изголовье метнулось в воздухе, и Воронцов снова врезал слесарю. На этот раз в живот.
— Убирайся, мерзость, — прошипел он. — Даю тебе секунду.
Мужик попытался подняться, но упал, запутавшись в спущенных штанах. Снова поднялся, поминутно поскальзываясь и оборачиваясь. Даже сыпал извинениями и кланялся. А уж как изменился в лице. Кажется, даже протрезвел.
Через секунду его и след простыл.
Оля услышала, как оглушительно хлопнула входная дверь. Посмотрела на голого Зевса с изголовьем в руках. Тот тяжело дышал. И тоже смотрел на нее.
— Он… — Оля облизала губы. — Он ничего не успел. Спасибо.
Воронцов кивнул.
Оля неловко поднялась с пола, запахнула халат подрагивающими руками. Достала из ближайшего ящика маникюрные ножницы. Воронцов напряженно следил за ее действиями.
Она усадила его на диван и перерезала ножницами чулки. Сначала один, потом второй.
