Как я был… В стихах и прозе - страница 5



Спрятались вблизи за елкой,
Хотят Машеньку спасти,
Но как медведя провести?
Грустный заинька сидит,
Ему ежик говорит:
«Я придумал, как нам быть,
Как топтыгу проучить».
А медведь ревет, ревет,
И на Машеньку идет.
Тут зайчишка выбегает,
В лапке камушек сжимает
И кричит: «Эй, ты, медведь,
Хватит на весь лес реветь,
Надоело это мне,
Уходи домой к себе!»
Медведь от наглости такой
Даже рот разинул свой,
А потом как рассердился,
За зайчишкой припустился:
«Ох, тебя я проучу,
Уваженью научу!»
Но так медведь быстро бежал,
Что на ежика упал —
И иголки в пузо впились.
Слезы мишкины полились:
«Ой, спасите!» – медведь закричал.
«Поделом тебе», – еж отвечал. —
Зачем Машу обидеть хотел?
Землянички лесной пожалел?»
А медведь кричит: «Мне больно!»
Ежик говорит: «Довольно,
И теперь ты будешь знать,
Как детишек обижать».
Еж иголочки убрал,
И медведь в лес убежал.
Говорит Маша зайчику серому:
«Спасибо!»
Говорит Маша ежику смелому:
«Спасибо!
А теперь я домой побегу,
Земляничку больной понесу.»
И домой Маша пришла,
Земляничку принесла:
«Кушай, Катя, поскорей,
Поправляйся, не болей».
Катя съела земляничку,
Из блюдца выпила водичку
И поправилась!
Кукла Катя – рада.
Кукла Света – рада.
Очень рада Маша.
Вот вся сказка наша.

Проза

Рассуждения на армейскую тему

Служил я в армии. Служил вроде бы неплохо, пока не замучил меня вопрос: должен командир полка знать всех своих солдат в лицо? Или нет? Ну, комбат – понятное дело. Ты у него целый день на виду, чистишь-драишь, «шаркаешь» и «шаркаешь», и всякий раз, когда не хочешь – а не хочешь, естественно, всегда – сталкиваешься с комбатом нос к носу. По крайней мере, наш комбат меня знал и в лицо, и по фамилии, а вот командир полка – нет. Хотя не исключено, если меня одеть по форме №6, а его заставить как следует напрячь свою память, наш командир и признал бы во мне одного из своих «орёликов», но в тот день, когда славный полковник Строкатов не признал меня, я был одет несколько иначе.

Я задался вопросом.
Кто помочь мне сумеет?
Только память.
Известно:
Пахарь жнёт, что посеет.

Ещё когда в учебной роте я подшивал погоны к шинели и маркировал сапоги хлоркой, в наш взвод пришёл «дед» – парень лет двадцати со значком специалиста первого класса на гвардейской груди. Он потолкался среди увлечённо работающих, поболтал с сержантами и, наконец, спросил:

– Бойцы, в духовом оркестре играл кто-нибудь?

Вопрос старослужащего проигнорировали, и он перешёл на индивидуальные беседы. Я играл в духовом оркестре на баритоне, в чём и сознался.

– Правда, играть давно не приходилось, – попытался я охладить загоревшиеся глаза служителя муз.

– Это всё несущественно, – возразил он, с радостью записывая мою фамилию и координаты в свой блокнот.

Полковой оркестр, созданный Сашей, приходившим к нам во взвод, и существовавший только благодаря его неиссякаемому энтузиазму, имел очень мало общего с настоящим военным оркестром. Сам Саша играл на трубе, довольно сносно, зато его напарник Вовчик, кощунствовавший над партией второго корнета, делал звучание оркестра достаточно специфичным. Группа аккомпанирующих инструментов состояла из Миши Букина, исполнявшего, по непонятному мне принципу, то партию первого альта, то второго тенора. Причём играл он только на альте. Баритонист худо-бедно, но играл. Я и стал ему в этом помогать. Безусловно, в оркестре был и барабан, и тарелки-литавры, но исполнители на них очень часто менялись. Насколько позже я понял, что если барабанщик, значит – скрывается от наряда. С помощниками Миши Букина обстояло примерно так же. Они отбирались по принципу: можешь «дуднуть на альтухе» – годишься, не соло же играть.