Как я съел асфальт - страница 18
Саша подрулил к подъезду Геши.
– Спасибо тебе. Право… не знаю, чтобы я без тебя делал… – каким-то извиняющимся тоном благодарил Геша.
– Не надо, Геша. За это не благодарят, – отмахнулся Саша.
А потом Саша поехал домой. Пробок не было. Ехалось свободно и легко.
Дома Саша сразу лег. Лег не раздеваясь. Точнее, плащ и обувь Саша снял, а все остальное не стал. Даже галстук не ослабил. Сейчас, в этот час Саше было все равно, как он выглядит, ему даже было не до элегантности сейчас. Просто не хотелось раздеваться. Саша это отчетливо понял и даже конкретно ощутил всем телом. Усталость тяжелым вечерним грузом надвинулась на него.
А еще Саша никого не встретил, никого не видел в этот вечер. Он был один и остро ощущал это одиночество. Детей не было слышно. Аллу он тоже не видел. А еще он удивился, что телефон молчал весь день, что его никто не искал, что с работы ни разу не позвонили и не спросили, где он и как. Было также удивительно, что сегодняшний рабочий процесс как-то обошелся без своего руководителя и даже назойливый Женя, обычно не обходившийся без советов Саши, не звонил. Словно он выпал из обоймы туалетостроения, такого важного и неблагодарного дела в нашей стране.
«Эмжэ» не мог существовать без своего руководителя. Саша всегда был в этом отчетливо уверен и вникал, точнее, привык вникать в любой процесс. Любое решение, вплоть до помывки окон и заправки картриджей на принтере, требовало Сашиного одобрения. И вот день пролетел, и он никому не понадобился. Это его, в общем, радовало, но и огорчало.
При других обстоятельствах Саша удивился бы, а точнее, возмутился, но сейчас это казалось вполне нормальным и допустимым. Он слышал свои вопросы и слышал свои ответы на них. Все так и должно быть! Было некоторое беспокойство, некоторое осознание нереальности происходящего, но Саша гасил их простой фразой, что при нынешних обстоятельствах именно так все и должно быть.
А потом он заснул. Точнее, не заснул, а впал в какое-то зябкое забытье. Снились ему люди, которых он давно не видел и уже успел забыть. А еще грезились разные эпизоды прожитой жизни. Саше приснилось, как он играл на маракасах на том самом концерте. Играл и раскрывал рот у микрофона. А изо рта вместо слов вылетали большие черные птицы. Вылетали и тут же падали к ногам безобразными черными кляксами.
А еще ему приснилось, как еще учеником восьмого класса он собирался на первомайскую демонстрацию, точнее, не собирался, но им пригрозили снижением оценок, если они не явятся на мероприятие. Тогда он вместе с двумя друзьями нарисовал плакат. На плакате была изображена разломанная бомба. Под бомбой большими, даже огромными буквами было написано: «Peace – ДА!» Тогда классная руководительница похвалила ребят за инициативу, поскольку плакат был политически выдержанным. А ребята умирали со смеху. Если читать звуки слов – сначала английские, а потом русские, – то получалось нехорошее слово. Друзей это жутко забавляло. Их даже показали потом по телевизору с этим плакатом. А теперь Саше приснился этот плакат, и ему стало стыдно.
Проснулся Саша совершенно разбитым и не выспавшимся. Ему даже показалось, что он заболел. Не почувствовал, а именно показалось. Он проснулся и не почувствовал тела. Скорее всего, проснулась одна голова, когда все тело еще спало. А в голове был Саша. Он открыл глаз, один глаз, и стал слышать.