Как жить с французом? - страница 16

– Что если нам смотаться на денёк в Голландию? – предложил Гийом как-то утром, когда мы, пролистав «Лё Пти Фюте», две трети адресов которого заметно устарели, грустно посмотрели друг на друга.

– А можно так вот запросто – на денёк? – удивилась я его не скованному границами и визами воображению.

Он сдвинул брови.

– Ну да, какие могут быть сложности? Сели в поезд и через два часа в Амстердаме.

Вот оно, первое раскрепощенное поколение, выросшее в Евросоюзе. Когда отечественная дипломатия добьется таких успехов?..

– Давай, конечно! – я подпрыгнула на кровати от возбуждения. Во-первых, я никогда не бывала в Голландии, а во-вторых, это на несколько километров приблизит меня к Маартену.

Мы покидали в рюкзак кошельки и солнечные очки и через два с половиной часа высадились в городе, где люди живут в лодках, где в окнах нет штор и велосипедов в разы больше, чем машин. Проигнорировав музеи мадам Тюссо, Ван Гога, Рембрандта, секса и даже марихуаны, мы бродили по улицам, которые то сужались, провоцируя образование человеческих тромбов, то расширялись до проспектов, заполненных счастливыми велосипедистами. К обеду мы обросли пакетами с сувенирами – ароматическими палочками, экзотическими курительными приспособлениями, галлюциногенными жвачками и мелкими предметами гардероба растаманской расцветки. Этого хватило бы на несколько месяцев жизни в параллельной реальности. И уж поскольку мы здесь, то не грех было на часок-другой заглянуть в эту самую параллельную реальность, к которой мы так основательно подготовились.

Сгущались сумерки, и мы спустились в подвальчик, мало чем отличающийся от обычной брюссельской пивной, – кофе-шоп. Разве только столики были низкими, будто журнальными, вместо стульев – шезлонги, да меню выглядели замусоленными до неприличия. Из-за пятен половина букв расплылось, а те, что остались, не вносили ясности: штудии родственного голландскому фламандского никак мне не помогали. Я передоверила выбор Гийому, ведь он целый год учился в Голландии по программе «Эрасмус». Увидев, с каким выражением трогательного узнавания он читал меню, можно было не сомневаться: в тот год аудитории он посещал нечасто.

Мы раскурили на двоих какую-то длинную чёрную сигарету, не возымевшую обещанного мозгодробительного действия, и, чтобы завершить программу моральной деградации, отправились в квартал Красных Фонарей.

В обители греха Гийом вёл себя странно: держался от меня на расстоянии, терялся в толпе, прятал лицо, если ему подмигивали девушки в витринах. Когда я спросила, что не так, он доверительно шепнул, что за нами следят. Я рассмеялась, но на его лице не было ни тени веселья: глаза испуганно бегали по головам прохожих, брови ходили ходуном, а рот неприятно выгибался, как бывает в приступе сильных эмоций. Нам пришлось спешно покинуть квартал, несмотря на пантомимические уговоры негритянки за стеклом, приглашавшей нас зайти вдвоём.

С трудом удалось убедить Гийома подняться в вагон поезда, отбывающего в Брюссель: он был уверен, что поезд начинен взрывчаткой. Однако едва коснувшись сидения, моментально забыл о том, что наша жизнь висит на волоске, и заснул мертвецким сном как-то совершенно без предупреждения. Трудность была в том, что билеты были у него, но где именно, я не представляла. Деликатные попытки разбудить результата не дали, и я, не снимая с лица широченной улыбки, предназначенной суровой даме-контроллеру, принялась ощупывать его карманы. Сначала робко, потом настойчиво, а когда дама взялась за рацию, чтобы вызвать подкрепление, – и вовсе бесцеремонно. Я ворочала его обмякшее тело, расстегивала все попадавшиеся на пути молнии и пуговицы, залезала холодными ладонями под рубашку и за пазуху. Съел он их, что ли? Между тем, в вагон пришли ещё двое дюжих молодцев в форме, и мне стало совсем не по себе. Гийом полулежал у меня на коленях, потому что единственное оставшееся непроверенным место на его теле были задние карманы джинсов. Я не понимала, о чем говорили трое контроллеров, но по интонациям чувствовала, что их терпение подходит к концу.