– Что вы девчонке мозги пудрите! – кричала Мила, жена того суданца, к которому часто приходил в гости Хади. – Я познакомила их не для прогулок. Ну, пришли на вечеринку вместе, посидели за одним столом и хватит. Зачем вы ей судьбу ломаете? К чему эти ухаживания?
– Не лезь! – отвечал супруге Мак, аспирант медицинского факультета, живущий в Москве уже с семьей.
Однажды Анна видела, как он поставил на подоконник свою маленькую дочку, долго и нежно гладил ее длинные черные волосы, сквозь которые ярким золотом сверкало солнце. Разве этот человек, настолько обожающий своего крошечного ребенка, мог бы в чем-то обмануть, ответить невпопад, или просто солгать?
– Что ты суешь нос везде! – нынче весьма грубовато отвечал он жене.
– Хади женат, свадьбу только что в деревне сыграл, – сердито возражала Мила, – а эту девочку оставьте в покое…
Что ответил Мак, Анна не слышала, быстро прошла на кухню, но спокойно пить чай уже не могла. В душе все дрожало, что-то мучило, но вопросы и ответы на личную тему все же казались преждевременными.
– Скажи, в Судане бывает ниже нуля? Ну, мороз, снег… – вечером спокойно, как ни в чем не бывало, спросила она.
– Никогда.
– Тогда у вас листья не опадают на зиму и акации вечно зеленые? – задала она еще один вопрос и оглянулась, услышав шорох за спиной.
В комнате сидел еще один гость. Мак листал книгу, сосредоточенно разглядывал картинки, что-то задумчиво читал.
– Это все-таки твоя жена? – наклонившись над столом, спросила Анна, разглядывая на фото так похожих друг на друга людей.
Хади неопределенно развел руками, а Мак поднялся со стула, подошел ближе к Анне, обнял ее за плечи и мягко сказал:
– Не верь Миле. Это неправда. Моя жена может сболтнуть любое. Женщина есть женщина. Давай ей это простим… На фотографии – двоюродная сестра Хади. А Мила… Она иногда назло мне может выдумать любое.
Потом они втроем пили чай, обсуждали погоду, много говорили о крошечной дочке Мака, уже бегающей по длинным коридорам общежития, о том, что они, южане, привыкли-таки к суровому климату, хотя с нетерпением ждут лета, которое позволит им слетать на родину.
Кому в этот вечер больше поверила девушка? Маку, солидному почтенному мужчине, или его вечно крикливой жене, то и дело спешащей в магазин с авоськой в руке?
Жизнь, реальная, а вовсе не такая, какую хотелось бы выдумать, окружала Анну каждую минуту. Однажды к ней в комнату пришла однокурсница. Высокая, черноволосая, яркая. На стуле – вольная поза.
Год назад они были на первой студенческой практике в районной газете, и через неделю, когда вышли их первые материалы, над ними в редакции очень смеялись. Ольга привезла из колхоза зарисовку о доярке под названием «Тетя Дуся». Анна из другого колхоза привезла материал о телятнице под названием «Тетя Даша». Девчонок на планерке разнесли в пух и прах, и клички дали им по названию их же материалов. И только в Москве они чуть-чуть примирились с этим первым в своей жизни промахом.
Ольга вначале дружелюбно спросила, что пишет мать, по-прежнему ли братишка ест на уроках под партой селедку, исправил ли тройки другой? Спустя мгновение посерьезнела.
– Мой тебе совет: брось ты этого черного! – заявила она. – Наши ребята просили передать это. Мол, ни к чему тебе сплошные Гавайи, тропики, всякие отсталые люди из джунглей…
– Что это за танец с саблями? – сердито спросила Анна. – Ты ведь тоже не русская, кажется, приехала в Москву с Кавказа. И мне сказать Николаю, чтоб он бросил тебя?
