Кактус. Никогда не поздно зацвести - страница 11




Я колебалась, нажимать кнопку звонка или просто войти. Когда мать была жива, я сперва звонила из вежливости и доставала ключ, только если она была в саду или чем-то занята. Звонить же в дверь в изменившихся обстоятельствах казалось уступкой тому, чему я не была готова уступить. Я отперла замок и вошла. Из кухни гремела музыка – невообразимая вещь при моей матери. Я узнала популярную в далекие студенческие времена «Лондон зовет» группы «Клэш». Распахнув дверь в кухню, я открыла рот высказать Эдварду все, что думаю по поводу завещания нашей матери, но меня деморализовал вид обнаженного мужчины, склонившегося над айпадом: на незнакомце не было ничего, кроме маленького белого полотенца на бедрах. Он раскачивался из стороны в сторону, хлопая себя локтями по бокам в такт музыке. Волосы каре, похожие на мокрую овечью шерсть, свесились вперед, скрывая лицо. Я сделала то, что традиционно принято делать в такой ситуации: кашлянула. Незнакомец выпрямился и уставился на дверь с испугом мужчины, которого застали с поличным. Теперь, когда он стоял прямо, я не могла не отметить про себя, как он нелепо длинен. Некоторые считают такой рост достоинством, но, по мне, все, что выше шести футов, избыточно и отдает желанием привлечь к себе внимание. Еще я обратила внимание, что при своей худобе он весьма подтянут. Знаю, это тоже можно счесть положительным качеством, но если вы спросите меня, что я об этом думаю, я отвечу – это лишний раз доказывает, что человек слишком много времени уделяет своей физической форме и недостаточно – интеллектуальной. Цвет кожи незнакомца заставлял предположить, что до недавнего времени он подолгу бездельничал на пляже. На его лице доминировал длинный прямой нос, а от внешних уголков глаз расходились линии, известные в народе как смешливые морщинки: возможно, причиной тому прищуривание от яркого солнца. В целом, он показался мне смутно знакомым.

При виде меня лицо незнакомца разгладилось.

– Привет, Сьюз, прими искренние соболезнования насчет твоей мамы. Она была прекрасным человеком, просто святая. Эд ушел по магазинам. Я бы предложил тебе чашку кофе, но у нас кончилось молоко. – Он откинул волосы с лица и стоял без тени стыда за то, что самовольно водворился в дом недавно почившей почтенной леди. – Кстати, извини за раздетость – я только что с работы приехал…

– Вы, должно быть, Роб. Вряд ли мы были знакомы.

– Были-были, несколько раз пересекались, когда ты гуляла с Филом – еще до несчастного случая, так что, получается, много лет назад. – Роб взял чайник и наполнил из-под крана. – Я видел тут травяной чай, если это твоя тема…

– Я знаю, что моя мать держит в буфете. Я сама заварю себе чай, когда вода закипит, вам нет нужды беспокоиться.

– Ого! Ну поступай как хочешь, Сьюз.

– Пожалуйста, не называйте меня Сьюз. Мое имя Сьюзен. Единственный, кто обращается ко мне «Сьюз», – Эдвард, но у него на это свои неприглядные мотивы.

– А, ну о’кей, как хочешь.

Уверена, вы можете себе представить, что творилось у меня на душе, когда я вернулась в дом матери – дом моего детства! – впервые после ее смерти и обнаружила, что здесь обосновался непрошеный гость. И не просто непрошеный, а занимающий вдвое больше места, чем требует простая вежливость… Я извинилась и ушла в гостиную. После печального события прошла всего неделя, но комната выглядела так, будто здесь проживала компания разгильдяев-студентов, а не педантичная пожилая леди. Полосатые портьеры в стиле ампир, прежде всегда аккуратно подхваченные лентами с кистями, отодвинуты лишь на пол-окна, будто усилие для того, чтобы их нормально раздернуть, кому-то кажется непомерным. Цветные подушки на оливковом дралоновом диване вместо того, чтобы быть взбитыми и расставленными вдоль спинки через равные промежутки, примятой кучей громоздились в одном углу. На них явно спали! На ковре валялись газеты, на кофейном столике красного дерева остались круги от пивных банок. Последним штрихом стала пепельница янтарного стекла, которой пользовался еще мой отец: в ней лежали не только сигаретные окурки, но и красноречивые «пятки», свернутые из обрывков «Ризлы»