Каледоскоп - страница 4
Мама прошлась по квартире, как тайфун. Стремительно переоделась, разобрала сумку с продуктами, изучила содержимое холодильника. И при этом успевала задавать вопросы.
Чтобы не бегать по квартире, я прислонился к стене в коридоре и ждал, когда мама где-нибудь остановится.
– Учителя были? – донеслось из спальни.
– Были, конечно.
– Как успехи? – это уже из кухни.
– Как обычно. Англичанка похвалила.
– Гулял?
– Посидел во дворе полчасика.
– Ужинал? – это из ванной.
– Да, мы с Алькой поели.
На кухне зашумел чайник. Мама вышла из ванной и наконец-то сбавила скорость. Подошла, коснулась ладонью макушки.
– Как самочувствие?
– Нормально, – привычно ответил я. – Не бегал, не прыгал. Уроки учил и читал.
– Гимнастикой занимался?
Я не стал врать. Мама все равно знает, как я не люблю эти дурацкие упражнения. Да потом еще контрастный душ надо принимать. А это противно. Только согреешься – и холодную включай. Пусть моржи в ледяной воде плавают.
Мама взлохматила мне волосы:
– Не сопи. Поленился – так и скажи.
– Я потом…
Тут закипел чайник, и мама побежала на кухню. Я пошел следом. Осторожно попросил:
– Мам, расскажи про падающую звезду.
И приготовился делать вид, что просто так спросил. Мама ведь когда нормально на вопросы отвечает, а когда начинает допытываться: «А тебе зачем?»
Но сейчас мама, кажется, пришла в нормальном настроении. Она вывалила в мойку картошку и весело ответила:
– Наизусть учишь? Я уже сто раз рассказывала.
Я взял нож.
– Давай почищу. Ты звезду в машине увидела, да?
– Нет, уже когда вышла из «скорой». Смотрю – катится вниз огонек. Красиво так. Небо темно-синее, поздний вечер. А звездочка белая. И подумала: «Пусть мальчик родится». И родился ты.
– А если бы не загадывала? Кто бы родился?
– Не знаю. Все говорили, что девочка должна быть. И УЗИ показывало. А я мальчика хотела. Даже имя придумала заранее.
Я немного помолчал. Каждый раз эту историю слушаю и думаю: как мне повезло, что девчонкой не родился. Но сейчас я хотел спросить о другом.
– Мам, а я вот в книжке читал… Дети, которые рождаются под падающей звездой, получаются особенные. Это правда?
Мама не ответила. Я оглянулся через плечо и испугался. Лицо у мамы затвердело, взгляд стал растерянным. Я даже нож выронил. И принялся искать его в очистках, радуясь, что есть повод отвернуться. А мама тихо сказала:
– Ты и так у меня особенный. Лучше бы ты обычным был. Как все.
И вышла из кухни.
Я бросил нож. Текла вода, и я не боялся, что мама услышит, как я хлюпаю носом. И не скажет, что в тринадцать лет стыдно реветь из-за всякой ерунды. Она сама, наверное, пытается успокоиться в своей комнате.
Дурак я, дурак. Испортил хороший вечер. Зачем полез с этим разговором?
Хлопнула дверь, из коридора донесся веселый Алькин голос:
– Мам, ты дома?
Я торопливо вытер лицо и схватил луковицу, разрезал пополам. Глаза защипало.
Вошла Алька.
– Лук злой, да?
– Ага.
– Давай порежу. Я умею.
Алька намочила нож в холодной воде и быстро раскромсала луковицу. Толкнула меня в бок:
– Подвинься, помогу.
Мы вместе почистили картошку. Пришла мама. Я бросил на нее быстрый взгляд. Нет, не похоже, что она плакала. Но и веселой ее тоже не назовешь.
– Вы у меня помощники, – ласково сказала мама.
– Ага, – довольно откликнулась Алька. – Еще что делать?
– Все, дальше я сама.
Алька собрала очистки, я помыл раковину. Мама спросила:
– Алька, как в школе дела?
– Нормально.
Мама кивнула и отвернулась к столу. Занялась котлетами.