Календарь с картинками. Повесть о русской Америке - страница 17



Дальше они поехали по знаменитому мосту и вокруг было так пронзительно красиво, что Анна вдруг разрыдалась – ее наконец-то отпустило напряжение последних дней – до нее дошло, что вся немыслимая красота вокруг отныне принадлежит ей, и что Россия с мрачностью и неустроенностью осталась уже в другой жизни, а впереди – совершенно новая страница с таким изумительно-красивым фоном. Она плакала, и Андрей и даже Соня понимали, что слезы Анны – от радости.

После того случая на мосту Анне не раз приходилось плакать, но уже никогда она не плакала от счастья.

Те два дня вместили в себя очень много: первое узнавание страны, первые картинки нового «букваря», совершенно беззаботное настроение, долгожданную радость быть опять вместе, и, главное, абсолютное бесстрашие перед будущим. Как будто судьба подарила им эти дни – затишье и передышку в бесконечной череде больших и маленьких проблем. И они радовались, не подозревая, что будущее далеко не безоблачно, что впереди у их маленькой семьи еще не одна битва, и будут более серъезные и более кровопролитные, – воистину «незнание – смело».


К концу второго дня они встретились всей компанией недавних переселенцев. Собрались все у самой преуспевающей пары – друга Андрея по институту Бориса Ларинцева и его жены Лизы. Ларинцевы уже выбрались из первой нищеты и снимали свой небольшой апартмент. Лиза работала в Русско —Американском сообществе, а Борис в маленькой строительной компании, которая занималась в основном покраской домов. У семьи был устойчивый доход (довольно приличный по общему мнению), они покупали мебель и прочую утварь в магазинах, а не на гаражных распродажах, присматривались к новым машинам, и даже совсем скоро должны были получитъ green card. Ларинцевы вполне закономерно гордились своими достижениями и радушно принимали гостей на правах полноценных граждан Нового Света. Особенно старалась Лиза: она много говорила, особенно о себе и своей работе, как бы между прочим хвалила Бориса и сына, и невинно, но слишком назойливо сводила любой разговор на свои успехи.

Анна знала Лизу давно, они часто встречались в общих компаниях, обе с симпатией относились друг к другу, но подругами так и не стали. Лиза всегда удивляла Анну, – и не ее одну, забавной раздвоенностью; с одной стороны, та была очень способная и бесстрашная особа: она училась в специальной школе с английским уклоном и уже собиралась поступать в ИнЯз, но в старших классах познакомилась со студентом из МАРХИ, и ей вдруг захотелось стать архитектором. Лиза занялась рисунком, и за год так преуспела, что с первого захода поступила в престижный архитектурный. Наделенная отличной памятью и собранностью, она легко схватывала все предметы, и оказалась в ряду первых студенток. Но, с другой стороны, Господь, одарив ее такими неординарными способностями, позабыл позаботиться об ее умении толково житейски мыслить, анализировать поступки и делать разумные жизненые выводы. Лиза, уверенная в своей исключительности, постоянно главенствовала в обществе, совершенно не заботясь о том, какое она производит впечатление, при этом порой несла такие глупости, что начинала всех раздражать, особенно мужа Бориса.

Но именно Лизе они были обязаны тем, что сидели сейчас в Америке. К моменту развала Союза и, якобы, наступившей демократии, у Лизы осталось много школьных друзей, закончивших ИнЯз, и именно через них она и познакомилась с американцами, которые им всем сделали вызов в Америку. Остальное, как говорится, история… И теперь они все – те, кто не побоялся сдвинуться с насиженного места, сидят вместе по другую сторону земного шара. Почти все: жене их третьго друга, Толи, так и не дали визу, поэтому Толя сидел сумрачный и молчаливый, он даже не сделал вид, что обрадовался Анне – как будто она была частично виновата в том, что ее с ребенком выпустили из страны, а его Люду – нет. Было жалко его, особенно с позиции собственной удачи, тем более он был всегда самый симпатичный Анне человек из всей компании Андрея.