Уже начинало темнеть, когда их наконец-то пригласили к столу. Суетились женщины не зря – их взору предстала сервировка, достойная королевского приема. Стол, застеленный праздничной скатертью – осенние листья на бежевом фоне, приглушенно освещался большой люстрой, создавая атмосферу уюта, у каждого прибора стоял подсвечник в виде тыквы с оранжевой свечкой, и посредине стола – ваза янтарного стекла с декоративными плодами. Тарелки и салфетки были в той же осенней гамме. На столе уже стояло несколько больших блюд (как выяснилось потом, с приготовленными овощами), соусница, еще небольшая вазочка с чем-то красным, похожим на варенье – и все. Лорен подсказала, где им лучше сесть, и после того, как все расселись и наступила напряженная тишина, тетя внесла гигантскую запеченную индюшку. Пир начался.
Они сидели за столом странной компанией: две пожилые женщины (вторая оказалась одинокой подругой тети), Лорен, их дальняя родственница лет пятидесяти и они втроем. Парадность сервировки, по мнению Анны, никак не сочеталась с едой: зеленые бобы с луком, брюссельская капуста, странная запеканка из хлеба. Единственно съедобным казались сама индюшка с подливкой и картофельное пюре. Да и то, когда Анне передали вазочку с красным желе и объяснили, что это клюква, и Анна послушно, как все, положила ее на кусок индюшки, то ее чуть не вырвало: мясо птицы и варенье, пришлось тихонечко соскрести клюкву в сторонку. Соня съела только кусочек индюшки и пюре, от всех остальных деликатесов она решительно отказалась.
Зато все остальные с удовольствием поглощали наготовленные блюда и нахваливали их так, как будто на столе было действительно что-то необычайно вкусное. Анна не могла понять: почему среди такого продуктового изобилия в магазинах нужно в большой праздник есть скучные овощи и индюшку с вареньем. Когда пришло время для сладкого, их спросили: какой пирог они предпочитают – яблочный или тыквенный, она, не задумываясь, тут же выбрала яблочный для себя и для Сони, и удивлялась, что вся американская часть стола ела и восхищалась тыквенным пирогом (за которым Лорен пришлось вернуться с полпути).
Но самым неприятным оказалась не еда, – о вкусах и традициях не спорят, а странная компания, в которой они очутились по милости Лорен. Анна чувствовала себя совершенно чужой на чужом для нее празднике, Андрей старался как-то вести разговор, но у него тоже получалось неловко: его английский был не настолько хорош, чтобы поддерживать беседу в незнакомом обществе. Пожилые американки, когда обращались к ним, говорили медленно и почему-то громче обычного, как будто их так лучше поймут. Лорен старалась больше всех – ей так хотелось, чтобы им было комфортно и чтобы понравилась еда и сам праздник, но своими чересчур задорными восклицаниями действовала на нервы больше всех. Анна буквально считала минуты до того момента, когда можно будет поблагодарить за чудный праздничный ужин и откланяться. Андрей, вне сомнения, понимал ее настроение, но старался не замечать, и продолжал играть роль благодарного гостя, общаясь уже в основном только с Лорен – благо все расслабились, и пожилые американки стали обсуждать что-то свое. Он подливал себе и Лорен вина – Анна больше не хотела, и, казалось, не видел умоляющего взгляда жены с немой просьбой поскорее уйти.
Все кончается, в конце концов закончился и их визит. Анна всю дорогу назад молчала, Андрей делал вид, что все прошло замечательно, Соня наконец-то разговорилась, и полились ее нескончаемые вопросы и мудрые рассуждения по поводу увиденного, Андрей с показной радостью общался с дочерью, чтобы не чувствовать молчания жены. Так, «усталые, но довольные» они вернулись в дом Митрохиных. Анна, совсем выжитая физически и психически, мечтала только, чтобы поскорее уложить Соню спать и самой лечь в кровать и посмотреть – не понимая, какой-нибудь фильм.
