Ну и пьем, беседуя. О том, о сем. Наконец и до карабинчика дело дошло. Я полез на антресолю, и спрыгнул я, и гляжу я в зеркало – и глазам своим не верю.
И что я в этом самом зеркале вижу?
А я там ничего особенного не вижу.
А я только это вижу, что они это так напряглись и стараются друг на друга не смотреть!
Эх, мужики! Ну что тут в таком случае можно подумать? Это я вас, мужики, спрашиваю? Что? Что еще надо для доказательства? И как бы это меня ожгнуло всего, и как бы это все мои глаза сразу на ихний бардак открылися! И как только я понял, что все теперь знаю, так я и стал сразу ну вот совершенно, ну вот совершенно спокоен, стоя к ним спиной. И, стоя к ним спиной, я поднял верный карабинчик да и пальнул прямо в зеркало.
Что дальше – сами должны понимать.
Грохот. Зеркало вдребезги. Пуля срикошетила и жмакнула в окошко прямо перед самым ихним опешившим носом. Соседи в стенку замолотили.
– Ах ты господи, – говорю. – Вот же незадача.
И обернулся. И карабинчик в руках держу и вижу, что они оба очень бледненькие. Витенька улыбнуться хочет, да немножко губки у него трясутся. Танька вообще как смерть – кровинки нет в лице.
А я-то думаю: «Вот теперь – полный порядок. Главное, что я теперь знаю, и она знает, что я знаю, и он знает, что она знает, что я знаю. И все всё знают! И мне теперь поэтому не стыдно, потому что я знаю все! А так мне как стыдно-то было бы! Да меня просто корежит от стыда, что я мог бы не знать. Какой бы я тогда был слабый!»
– Ты что, окосел, что ли, паразит! – взвизгнула наконец Танька.
– Ага, совсем я бухой, – согласился я, не шатаясь.
– Ну, я тогда пошел, – сказал Витенька, не глядя мне в глаза.
– Иди, иди, сынок, – сказал я.
Он в ответ эдак плечиком поддернул, и я закрыл за ним дверь.
– Господи боже ты мой, – говорит Танька, но тоже мне в глаза не смотрит. – Да ты что?
А я ей:
– Не боись ты, Танька, не боись. Что-нибудь придумаем. Главное, что я теперь знаю. А уж если я знаю, то обязательно что-нибудь придумаем. Я тебя больше в обиду не дам.
– Да что ты знаешь-то? – вскинула на меня глаза Танька.
– Ладно. Что знаю, то – мое. А зеркало мы с тобой новое купим, и снова наша жизнь потечет прекрасная…
– Да уж, зеркало-то придется покупать, – усмехнулась Танька.
И медленно закурила сигарету «ВТ» из красивой пачки.
– Витенька оставил?
– Витенька.
– Дай выкину в окошко?
– Кидай, мне не жалко, – сказала она.
"к…мы с Касымом… – Национальность Касыма ни персонажа-рассказчика, ни автора «не колышет».
…абалаковские наши рюкзаки… – Названы по имени Евгения Абалакова (1907–1948), уроженца Красноярска, скульптора, прославленного альпиниста, первым совершившего в 1933 году восхождение на пик Сталина (Памир). Эта горная вершина в 1962 году стала пиком Коммунизма, а в 1998-м – пиком Исмаила Самани. А Исмаил (874–907), если кто не знает, был эмиром из династии Саманидов и основал первое государство таджиков, о чем весьма кстати вспомнил после перестройки тов. Эмомали Шарипович Рахмонов (р. 1952), нынешний владыка этого государства. Умер Евгений Абалаков странно. В Москве, от взрыва бытового газа.
…«по половинке». – По отбытию половины срока заключения. За примерное поведение.
Джойский тасхыл – высокие скальные горы дивной красоты в северной части Западного Саяна, на трассе Абакан-Тайшет, в междуречье рек Абакан и Енисей. Там снег на вершинах никогда не тает, ручьи прозрачны и чисты. Были. Сейчас там изрядно насвинячили «покорители Сибири».
