– Бросил, потому что люблю.
– Искусный лжец. Даже себя смог в этом убедить.
– Если и лжец, то самых честных правил.
– Я запишу это, – чуть слышно сказал Приам. – Голова раскалывается.
– Говорил же, сколько за виски не заплати, результат будет один, – ответил Александрос, крутя в руке стакан с водой. – Только деньги перевели.
– Ладно, ладно, ты глянь сюда, – Приам кивнул в сторону телеведущей. – Она же настоящая модель! И дурак к экрану прилипнет. Вещает про огромный финансовый долг и про то, с чем нам всем придется смириться, а сама говорит так спокойно, что сразу понятно: ее это не коснется. По ту сторону экрана все лгут.
– А я по эту сторону. И про Лачезис я не врал. Я бросил ее только на время, потому что она решила быть из нас двоих главной.
– Опять ты со своей психологией.
– Теперь, когда я ушел, – продолжал Александрос, – она осознает, что манипулировать не выйдет и вернется, когда поймет, что в наших отношениях есть только один мужчина. Потом будет держаться за меня, как утопающий за проплывающий мимо спасательный круг.
– Бревно? – Приам почесал блестевшую, как шпинель, черную бороду. – Ты – самовлюбленный прагматик.
– Я просто вижу их насквозь, – ответ Александроса прозвучал так буднично, будто он зевнул.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Во всяком случае, твоя уверенность заразительна, – признался Приам.
– Уверенность – это единственное, что отличает нас от баб.
– Эти рамки давно стерты. Хотя, возможно, ты прав.
Для себя он заметил, что рамки эти стерты только для тех, кто недостаточно хорош, чтобы считаться мужиком, и для тех, кто слишком туп, чтобы заметить разницу между мужчинами и женщинами. Приам выключил телевизор и встал.
– Нам как будто больше не о чем поговорить. Давай пройдемся до Йоса. У него мать болела, купим гостинцев.
– Я с собой не взял денег, да и посмотри на мой вид, – потянув за край рубашки, сказал Александрос. – Надо идти домой, меня наверно обыскались.
– Уверен?
Александрос заметался: – Да, они ж забудут мое лицо.
– Иди, иди, и обязательно передай от меня приветы кириэ Филоменесу и кирии Агати.
– Да уж. От твоей официальности еще не вешаются студенты? Нэаре!4 Дэспинис!5, будьте так добры, прошу вас к доске, – Александрос самодовольно рассмеялся.
– Все эллины знают правила приличия, но следуют им только спартанцы, – как бы невзначай сказал Приам.
– Тоже мне, спартанец. Слушай, а когда ты навестишь своих родителей?
Тут Приам чуть не закипел, но его охладила внезапная головная боль.
– Они в Серре.
– Я знаю, где они.
– В Серре им хорошо.
– Наверняка.
– Я не вижу проблем, если у них все хорошо.
– Думаешь, твой приезд доставит им проблемы?
– Скорее наоборот, этим приездом я доставлю проблемы себе. Они не просто так уехали. В душе они оба еще молоды, у них большие планы.
– Отправишь им долю с выигрыша?
– Я решу, – ответил Приам, меряя его сердитым взглядом.
– Ладно, не хочу лезть. Ты от меня тоже передай привет Йосу. И нечего так трястись по поводу кризиса. Не бери кредиты – и будешь спать спокойно. По большей части, кризисов стоит бояться должникам. А ты вон как вчера поднялся – на целых десять тысяч… десять штук! Такие деньги на дороге не валяются.
Приам мысленно извинился за то, что солгал ему, назвав не всю сумму. Потом успокоил себя тем, что не обязан ставить всех и вся в известность о своих финансах.
Они пожали друг другу руки. Деловито приподняв подбородок, Александрос пошел вниз по улице. Проводив друга, Приам проверил счет на карте. Семнадцать с половиной. Неужто не сон?.. От недосказанности, если не сказать лжи, все внутри него горело. Это чувство влекло за собой тревогу и страх.
