Сыщики быстро обменялись с девушкой номерами телефонов, и Крячко галантно предложил:
– Елена, давайте я вас подвезу.
Но та, улыбнувшись, сказала:
– Спасибо, но я на своей машине. Она хоть и старенькая, но надежная. Мне ее отец отдал, когда я на учебу в Москву уезжала.
– Эх, а я-то хотел прокатить красивую девушку с ветерком! – пошутил Крячко.
– Девушки нынче, Станислав, такие продвинутые, что сами тебя прокатят, – недвусмысленно ответил ему Гуров.
– Я же шучу, – рассмеялся Крячко.
– Я так и поняла, – в ответ улыбнулась Елена, и все вышли из кабинета.
– Лева, ну почему ты меня никогда не слушаешь! – вплеснула руками Мария. – Я ведь тебе говорила, чтобы ты сегодня оставался дома. Никуда бы твоя работа не делась. А теперь посмотри, что получилось – температура и жар.
– Маруся, не ворчи, а лучше придумай, как меня быстро на ноги поставить. У меня новое расследование началось…
– Вот пусть Станислав им и занимается, – прервала его жена. – И не называй меня Марусей, ты же знаешь, что это мне не нравится.
– Знаю, не буду, только ты тогда не ворчи, как какая-нибудь Маруся. Станислав, конечно же, справится и без меня, но это будет долго, а в это время Каллиграф убьет еще кого-нибудь невинного.
– Что за каллиграф? – покосилась на мужа Мария.
– Маньяк в Москве появился. Это мы его так назвали, потому что почерк убийств у него своеобразный – каллиграфический.
– Это как? Впрочем, не рассказывай. Я знать этого не хочу. И этот маньяк не повод для того, чтобы ты умер от воспаления легких на рабочем месте. К тому же вдруг ты заразный и заразишь всех вокруг. Тогда и ловить этого вашего Каллиграфа будет некому, – как из пулемета выдала Мария. – Пойду позвоню нашему доктору Петру Васильевичу. Он подскажет, какие лекарства тебе давать. А то, может, пусть приедет и посмотрит тебя? – Она вопросительно посмотрела на Льва Ивановича.
– Делай, как знаешь, но мне вечером нужно еще поработать и кое-какие бумаги просмотреть.
– Никакой работы! – категорично заявила Мария и вышла из спальни.
Лев Иванович остался лежать в кровати, куда незамедлительно уложила его жена, как только выяснилось, что температура у Гурова поднялась выше тридцати восьми градусов. Нос перестал дышать совсем, и в довершение ко всему появился еще и кашель.
«И где меня угораздило так простудиться? – думал Лев Иванович. – И главное, так не вовремя. Новое расследование только началось, а я расклеился. Неужели же нет никаких микстур на свете, чтобы выпил и стал как огурчик – бодрый? Надо послушать Машу и остаться сегодня дома…»
Гуров сам не заметил, как задремал. Разбудил его шепот Марии, которая стояла возле кровати и с кем-то тихо переговаривалась. Оказалось, что прибыл доктор Петр Васильевич, и они с женой решали, стоит ли будить Льва Ивановича или оставить его в покое.
– Чего вы там шепчетесь? – не открывая горящих от жара век, спросил Гуров.
– А, так вы не спите, – обрадовался доктор. Ему не нравилась перспектива приехать к пациенту и тут же уехать, не осмотрев его только потому, что пациент вдруг заснул. – Сейчас я вас, Лев Иванович, осмотрю, и можете дальше дремать.
Доктор быстро и профессионально осмотрел, что надо, постукал там, где надо, послушал дыхание и вынес вердикт:
– Никакого воспаления в легких или бронхах я не нашел, а вот горло красное и… М-да, насморк просто жуткий. Температуру не сбиваем, но лечимся тем, что я пропишу, и она сама пройдет в течение двух дней. Но главное, покой и еще раз покой, Лев Иванович.
