- Займи ей чем-нибудь рот, пока везешь, - шутканул Саня. – И иди с бара её опять снимай.
- Твою мать! – рыкнул я.
Быстро надел куртку, закинул паспорт училки во внутренний карман и, прихватив сумочку, как мешок с картошкой, который был наполовину пуст, сгреб Олеговну с барки и вынес на улицу, где ее брыкающуюся закинул в свою машину.
- Я не поеду с вами в одной машине! – снова взбрыкнула училка, пытаясь через запотевшие линзы своих очков разглядеть, где открывается дверца машины. – И куда вы меня, вообще, везете?
- Домой тебя везу, - вырулил я с парковки.
- Откуда вы знаете, где я живу? Я вам не рассказывала. Вы следили за мной?
- Увижу большое скопление кошек, там тебя и оставлю.
- Я поняла! – пришлось слегка отклониться от лица Олеговны, чтобы она своим острым носом не проткнула мне щеку. – Вы это специально всё подстроили. Узнали, где я. Поняли, что я нахожусь в уязвимом положении, а теперь спрячете меня в каком-нибудь подвале, чтобы замести следы преступления вашего сына. Я вас насквозь вижу, Михаил Захарович. Только череп Кондратия я всё равно найду!
- Усади свою задницу и не лезь мне в лицо, когда я за рулём, - на светофоре пришлось вдавить ее в спинку кресла и пристегнуть ремнем безопасности. Очень не хватало кляпа и смирительной рубашки, чтобы она перестала лапать салон моей машины и мое лицо, которое в темноте салона, она не могла разглядеть. – По месту прописки проживаешь?
- Да. Только я всё равно не скажу вам, где я прописана, - гордо отвернулась она к окну.
- Придется применить свои экстрасенсорные способности, - бросил я и, вынув из внутреннего кармана ее паспорт, нашёл страницу с пропиской, теперь точно зная, куда везти это пьяное чучело.
Хотя, сегодня она мало смахивала на то чучело, которое я привык видеть в ее обличии в школе. Каким-то чудом она смогла сменить стремные клетчатые и бабкины блузки на вполне себе сексуальное платье, по которому можно было понять, что у нее не только талия имеется, но и сиськи какие-никакие.
Но, вполне может быть, что картинка эта к полуночи превратиться в тыкву. Хотя бы потому, что, учитывая, сколько бухла она в себя впитала, уже совсем скоро ее вывернет наизнанку.
- А какую книгу вы читали последней, Михаил Захарович? – вдруг задала вопрос Олеговна, умудряясь смотреть на меня максимально надменно над оправой перекошенных очков.
- Хочешь убедиться, что я дурак, или наоборот?
- Просто любопытно. Я вот, например, очень много читаю.
- То-то я вижу ты сегодня дохрена начитанная.
- Как писал Эрнест Хемингуэй: место избавления от печали – бар, а не литература.
- Ну, тогда эту книга я знаю наизусть, - дернул я бровью и боковым зрением уловил, что училка начала как-то странно себя вести, ерзая задницей по сиденью. - Что с тобой? У глистов переселение?
- Я писать хочу, - хныкнула она, сведя колени вместе. - Очень сильно. Я пока пела, очень сильно терпела.
- Весь бар во время твоего пения очень сильно терпел. Терпи до дома.
- Я не дотерплю. Остановитесь! – потребовала Олеговна, дернув ручку двери.
- Ты на проезжей части сядешь? Твою мать! – рыкнул я недовольно, понимая, что если не высажу ее как можно скорее в какой-нибудь сугроб, то она обоссыт мне сиденье. – Терпи минуту, сейчас на старую стройку свернем. Там присядешь.
- Минута – это очень долго. Вы не могли бы быстрее? Уже сил нет терпеть.
- Сожми все губы, какие есть, терпи и не говори мне под руку, когда я нарушаю ПДД. Всё, вытряхивайся.
