– Венедикт, но следы на трупе – они похожи на следы от огромных кошачьих когтей. Нереально огромных когтей.
– Понимаю, – Венедикт старался воспринимать информацию, как будто речь идет о трупе незнакомого человека. – Я вполне ясно могу их представить. Галина вооружила сына когтями, огромными и острыми, похожими на кошачьи. И наделила его сверхчеловеческой силой. Но если будете продолжать искать что-либо в этом направлении, вы никогда и ничего не найдете.
– Ты, как всегда во всем прав, – грустно пробормотал Верещагин. – Реальных подозреваемых по этому делу у нас нет. И, объективно говоря, не будет. Ладно, вопрос с «висяком» мы решим, это не твоя проблема. Но сейчас меня больше интересует возможность помощи тебе. Я, как начальник отдела полиции, как друг, могу тебе чем-то помочь?
– Спасибо за заботу и предложения помощи, Антон Павлович. Но проблему с ведьмой я должен решить сам. Хотя бы в память о погибшей семье. Вы мне друг, но в этом деле мне не помощник.
Верещагин тяжело вздохнул и с грустью посмотрел на друга.
– Веня, я всегда готов оказать любую помощь. Если тебе понадобится помощь, ты только сообщи. Держись, твоя жизнь на этом не заканчивается. Мы еще посотрудничаем. Что-то мне подсказывает, что в нашей жизни еще много будет преступлений, связанных с мистикой, а ты у нас великий мастер в этом вопросе. Но знаешь, что меня сейчас волнует?
– Интересно будет узнать.
Верещагин с тревогой посмотрел на друга.
– Совершив это преступление, Галина или Андрей, один черт, не была наказана. И нет никаких гарантий, что она снова не проявит себя, чтобы мстить.
– Да, вы правы, – Венедикт внимательно взглянул на встревоженного Антона Павловича, – гарантий у нас нет никаких. Мне ее на том свете не достать. Остается ждать, что когда-нибудь она снова появится на этом свете, и, если мне повезет, я смогу с ней рассчитаться по полной.
1
После смерти жены и матери Венедикт очень изменился. Встреча с Верещагиным и неприятный разговор о причинах и исполнителях убийства семьи окончательно сломили его волю. День ото дня он становился все мрачней, раздражительней, безразличней к чувствам окружающих друзей, искренно любящих его. Закрылся от окружающих броней отчуждения, и никого не впускал в жизненное пространство. Он отказался от всех благ окружающего мира. Оставил лишь водку и сигареты.
Венедикт по несколько дней не ездил в загородный дом. Находиться в большом, сиротливо опустевшем доме, было для него мучительно больно. Он постоянно натыкался на вещи, оставленные Дарьей, на какие-то фигурки кошечек на серванте, на подготовленные для их, так и не родившегося малыша, вещи, и тогда резкая боль пронзала сердце.
Он раздал соседям все, что напоминало о прошлой жизни, выбросил всю поломанную мебель, оставив минимум вещей, чтобы только можно было существовать.
Стараясь приглушить эту постоянно саднящуюся боль, он доставал очередную бутылку водки, наливал себе полный граненый стакан и пил. Пил жадно, большими глотками, словно путник пьет воду после трудного многочасового перехода под палящими лучами солнца. Закуривал сигарету, бросался на диван или на кровать и забывался тяжелым неспокойным сном.
С трудом просыпался, часто не понимая, где он находится, и снова рука привычно тянулась к бутылке и сигарете. Лишь только обычный, окружающий нас шум, стихал, хоть ненадолго, хоть на мгновение, в голове звучал голос Дашеньки. Он до боли реально слышал крики не родившегося сына.
