– Оклемался, – кивнул Пафнутьев.
– Тебе твои девушки уже рассказали, что тебя сегодня вечером должны были казнить? – продолжал посмеиваться Белобородов.
– Сказали, – опять кивнул Пафнутьев. – А ещё сказали, что Алексей Александрович меня из Бутырки вытащил. – Он повернулся ко мне. – Алексей, спасибо!
– Не за что!
– И… не смей такого больше делать. Даже ради Леськи. Ты меня услышал?
– Да.
– Очень на это надеюсь. А то и себя погубишь, и еще кого-нибудь за собой потащишь. Я могу узнать подробности… своего освобождения?
– Конечно, Виталий Борисович. Только сначала я бы хотел узнать, за что вы угодили в Бутырку?
Виталий Борисович переглянулся с кивнувшим Прохором и поморщился:
– Да накосячил я серьезно… Особенно это касается способностей Алексии. Сам понимаешь, скрывать от рода то, что она является колдуньей, я не имел никакого права. Еще и с тобой связался на этой почве, втянул, так сказать, в преступную деятельность. Да и то, что мы тогда с тобой вдвоем посетили особняк Дашковых, тоже было не очень правильно и пошло довеском. Вернее, довеском стало то, что я тогда сразу Александра Николаевича не предупредил о планируемой беседе с Дашковыми. А еще государь заподозрил меня в том, что я недостаточно прилежно ловил настоящего отца Алексии. Ну, тут уж он на меня точно наговаривает. Короче, набрался целый букет прегрешений, вот у государя нашего терпение и лопнуло.
– Понял, Виталий Борисович, – кивнул я. – Ну, тогда и я вам расскажу свою историю.
Если в какой другой раз я обязательно спросил бы разрешения Прохора на обсуждение всех этих вещей, как сделал только что Пафнутьев, то сейчас никаких моральных преград не видел вообще.
– Это, Виталий Борисович, мой царственный дедушка развлекается, учит меня старикан таким вот необычным способом. А дружки ваши, я имею в виду моего папашку и присутствующего здесь любимого воспитателя, изо всех сил ему помогают. Думаю, информацией о том, с чего все началось, ваши близкие уже с вами поделились, а меня звонок Алексии застал в столовой, которую я, по слухам, чуть не спалил, да ещё и гневом там кучу студентов перепугал…
Изложение дальнейшего внимательно слушал не только Виталий Борисович, но и Прохор – ему я так подробно о своих действиях еще не отчитывался. Когда же речь зашла об Иване-колдуне, Пафнутьева всего перекосило.
– Виталий Борисович, может, мне у царственного деда что-нибудь для вас попросить в качестве компенсации? – поинтересовался я у него в конце своего рассказа.
Пафнутьев изменился в лице, замахал руками и вскочил:
– Ты что, ты что, Алексей?! Не вздумай вообще в ближайшее время в беседе с государем упоминать моё имя! От греха! Пусть он немножко остынет и забудет нашу с ним последнюю беседу, иначе он опять меня в Бутырку отправит!
– Не думал я, Виталий Борисович, что вы так деда моего боитесь. – Я обозначил улыбку.
– Я, Алексей, не твоего деда боюсь, – он посерьезнел, – а того, что он с моими родственниками может сделать… А в том, что он может сделать с ними абсолютно все, ты сегодня и сам убедился.
– Это да, – кивнул я. – Впечатлений полные штаны. Тут мне с вами спорить сложно.
И пообещал себе, что в любом случае попрошу… нет, потребую у царственного деда что-нибудь в виде компенсации морального вреда для всего семейства Пафнутьевых. И ничего дед с ними не сделает. Я повернулся к воспитателю:
– Прохор, а ты не в курсе планов Виталия Борисовича на ближайшие дни? Тебя ведь явно дедуля с папашей на этот счет проинструктировали?..
