Заметив, что мы безнадежно отстаем, рыжеволосая немного сбавила темп. Но мои попытки завязать разговор игнорировала напрочь. Пришлось пойти окольным путем.
– Тебя как зовут, принцесса? – спросил я малявку.
– Ан-ни-ка, – расцвела она.
– А я – Крис, – нарочито громко и четко сказал я.
– Лис, – пролепетала она.
– Нет, Крис.
– Лис, – повторила она, завороженно глядя на меня.
Ну и ладно, Лис – так Лис, подумал я. Прикольно даже.
– А твою подружку? – продолжал допытываться я.
– Нет.
– Что нет?
– Не под-лужка. Сист-ла.
– Она – твоя сестра?! – опешил я. Дело было, конечно, не только в том, что они были совсем не похожи. Просто ни у одного из моих приятелей не было брата или сестры.
– Да. Хайди.
– А где твой дом, Анника, далеко еще?
– Почти пришли! – вклинилась Хайди. – Анника, скажи Крису: «Пока-пока!». Ну же!
Так-так, эта рыжая гордячка все-таки запомнила мое имя. Но Анника и не думала отпускать мою руку. Наконец, мы вышли на тихую улочку и остановились у старого дома. Желтая краска на стенах выцвела и сползала уродливыми струпьями. Шторка на окне чуть заметно дрогнула, а через мгновение на крыльцо выбежала встревоженная женщина.
– Анника, детка, пойдем скорее домой!
– Лис, – насупилась малявка.
– Он зайдет к нам в гости завтра, правда? – женщина умоляюще посмотрела на меня.
– Да, обязательно, – горячо заверил я.
Анника нехотя выпустила мою ладонь и дала матери увести себя в дом, поминутно оглядываясь.
– Ты не знаешь, как мне выйти на Каштановую аллею?
Хайди смерила меня долгим взглядом.
– Какой номер дома нужен?
– Двадцать семь.
– Ты идешь к Келлеру? – изумилась она.
– О, так ты его знаешь?
Хайди лишь кивнула в сторону дома на другом конце улице, быстро поднялась по стертым ступеням и хлопнула дверью. Ну, и характер!..
Старый островерхий дом плыл в яблоневом цвету, как шхуна в пене волн. Я толкнул скрипучую калитку. К дому вела дорожка, выложенная из обломков желтых кирпичей. Сад был в полнейшем запустении, из щелей в рассохшемся крыльце пробивалась сорная трава. Я негромко постучал.
– Заходи, открыто! – послышалось из глубин дома.
Дверь поддалась не сразу – петли проржавели, словно ее не открывали уже много лет. Дом был залит солнечным светом, в воздухе чувствовался аромат цветущих деревьев – окна были распахнуты настежь. Я столько раз видел эту комнату за спиной мастера во время занятий, что мог, казалось, описать ее с закрытыми глазами: большой стеллаж с книгами, самурайский меч в красно-черных ножнах, огромный веер с голенастым журавлем, картинно изогнувшим шею, позолоченная статуэтка какого-то пузатого, безмятежно улыбающегося божка…
– Ну, наконец-то! Без приключений добрался? – Келлер приветливо улыбнулся мне, сидя в кресле. Несмотря на жаркую погоду, он кутался в потрепанный клетчатый плед. – Ну, держи, как договаривались, – он протянул мне модель кораблика.
Я осторожно взял его в руки. Кораблик был чуть больше ладони, с самыми настоящими мачтами и парусами, словно вылинявшими от свирепых морских бурь.
– Это клипер. Мастерски сделано, да?
– А… вам не жалко отдать его, вот так, запросто, мальчишке, которого вы даже никогда в глаза не видели? – не удержался я.
– Как тебе сказать… Видимо, в этом и есть его предназначение – дарить надежду на выздоровление. Этот кораблик – единственное, на чем останавливался мой взгляд в те два года, которые я провел в больничной палате, закованный в корсет от груди до щиколоток.
