Переживания последних часов, безумные планы Ботаника… Хотелось забыться. Она вернулась в спальню. В сейфе в глубине шкафа мерцали алмазы.
– Ах! – руки потянулись к бриллиантам.
Большое колье – в нем она встретила известия о банкротстве супруга. Моника бережно достала драгоценность из чрева тайника и поднесла к груди. Она ощутила холод металла. Ладони коснулись плеч и, скользя по шее, встретились за затылком. Чуть слышно звякнул замочек цепочки.
Женщина увидела свое отражение в зеркале трюмо. Волосы, чуть растрепанные, спадали на плечи, оставляя лбу два каштановых локона. Белоснежная шея. Бюст – природная подушка для бриллиантов – то поднимался, то опускался, лишь только щель между губами делалась шире.
Через открытую форточку в спальню ворвался ветер. Голова закружилась.
– Я знаю, чего я хочу!
Словно во хмелю, она прошагала в салон. Журнальный столик, два темных кресла, колонна с бюстом Фрейдо-Платона. Окно.
Моника распахнула двери балкона и шагнула в темноту. Пальцы коснулись чугунных перил. Перед ней проплыли сумрачные фасады зданий на другой стороне улицы. Лепные карнизы, кариатиды, в темноте казавшиеся химерами. Небо было пасмурным, и звезд не было видно.
– Какой ужас! Я не смогу показаться созвездиям. Никто не увидит мою красоту!
Преисподняя темного небосвода дохнула штормом. Приближалась буря. Ненастье преуспело там, где потерпел поражение стыд: прикрыв руками соски, шалунья укрылась в комнате.
Сняв колье и надежно заперев его в сейфе, Моника прогарцевала в ванную и, встряхнув волосы, вошла в воду.
– Афродита вышла из морской пены, а ты, хочешь в нее войти. Нельзя дважды войти в одну и ту же пену! – она вспомнила насмешливые слова.
Слова любимого человека.
Глава 11
С самого начала которой станет ясно, что о нашей героине до сих пор не было сказано главного
Если читатель подумал, что начавшийся два с половиной года назад роман с Кроликом был первым в жизни Моники адюльтером, то он жестоко заблуждается: Стриптизеру предшествовал Скульптор. Скульптор – человек в городе новый – открыл арт-салон, и муж нашей героини, как часть бомонда, был приглашен на организованный по сему случаю раут.
Салон располагался в центре, у знакомого нам сквера. Поднявшись по ступенькам крыльца, Моника и ее супруг очутились в заполненном гостями зале. На Монике было черное платье с декольте и разрезом и неизменное алмазное колье – в борьбе с конкурентками оно играло роль атомной бомбы. Завитые локоны растекались по оголенной спине.
– Богиня! – шептались мужья прилизанных стерв.
Супруг Моники, тогда еще не такой лысый и полный, лампочкой светился от счастья. Было высказано мнение, что если бы неизвестными судьбами в городе воцарился император, то он непременно пригласил бы Монику на вальс.
– Только бы не Бокасса! – отшутился муж.
Моника вообразила себя в объятиях людоеда.
Скульптор возвышался посреди зала, образуя второй (помимо самой Моники) центр притяжения для гостей, сновавших по паркету броуновскими молекулами. Он был высок, за метр восемьдесят, и уже немолод. Заключенная во фрак, его подтянутая фигура, казалась еще более стройной. Ее увенчивала седеющая голова с короткими кудрями. Худощавое лицо снисходительно улыбалось публике.
Вокруг маэстро толпились несколько некрасивых, но очень важных господ и облаченные в вечерние платья дамы. Держа наполовину наполненный красным вином бокал, Скульптор вел непринужденную беседу, попеременно поворачиваясь к каждой. Взгляды собеседников дышали уважением, взгляды собеседниц – страстью.
