Стоило Яну с Элей приняться за бутерброды, как раздался пронзительный звон, и снова, и снова.
– Что это? – сказала, нахмурившись, Эля.
– Домофон. Погоди…
Ян снял трубку, скромно прятавшуюся в уголке близ входной двери.
– Да? …Блин.
Он нажал на кнопку, впуская нежданных визитеров в подъезд.
– Это что такое ночью?
– Это кто. Мои родители.
– Твои! – Эля вскочила.
– Закрой глаза, – скомандовал Ян, поспешно стягивая пижамную кофту. – И, если есть такая опция, может, немного притушишь собственный блеск, а не то…
– А не то что? – пискнула Эля, зажмурившись. – Ты ж полукровка! Кромешники иллюзии насквозь видят!
Вместо ответа Ян издал досадливый рык. К моменту, когда позвонили в дверь, на нем уже были мятая футболка и концертные брюки.
– И платье поприличнее сделай, если можешь, конечно, – посоветовал он.
– Поприличнее! – вскипела Эля. – Я…
Ян шикнул и отпер дверь. Эля не рискнула выйти встречать гостей: так неловко вышло, она вовсе не собиралась знакомиться с его родными!
– Мам, пап, – прозвучал недовольный голос Яна. – Ну вы чего свалились-то на ночь глядя без предупреждения?
– Ты как себя чувствуешь? – проговорила озабоченно женщина. – Кирилл сказал, что ты болеешь, слег, даже в консерваторию не пошел.
– Ничего я не болею!
– Прогуливаешь! – одобрительно пробасил мужчина. – Дорос наконец-то!
Они разулись и прошли в комнату – и, конечно, сразу увидели Элю. Та, послушавшись Яна, сотворила легкую иллюзию: приняла вид скромной студентки, привлекательной в меру своего юного возраста, не более, а платье стало казаться менее вызывающим, хоть и нарядным. Она смотрела во все глаза и не могла понять, в чем дело: перед ней, без сомнения, были обычные люди. Хорошие, простые, совсем не молодые люди.
– Оба-на! – весело удивился папа. – Он прогуливает, и вот причина!
Ян скорчил рожу.
– Пропуск одного-единственного дня за бог знает какой срок обучения – еще не повод приходить вот так, – отрезал он упрямо. – Можно подумать, я часто…
– Нам сказали, что ты заболел! – перебила мама. – А телефон у тебя не отвечает, абонент недоступен!
Ян хлопнул себя ладонью по лбу.
– Он разрядился.
– Сутки! Ни сообщения не проходят, ни звонки!
– Он разрядился, мам.
– Почему ты не поставил его на зарядку? Мы поняли, что ты лежишь-болеешь, совсем один, с тобой связаться невозможно, тебе плохо, – мы что, по-твоему, должны были делать?
– Ему хорошо, – возразил отец, пристраивая на обеденный стол между чашками сразу несколько баулов. – Мать пироги напекла-привезла. Картошечки.
– Спасибо, – кисло сказал Ян.
– Здравствуйте, – вклинилась робко Эля.
Мама воззрилась на нее, будто только что увидела.
– Ян!
– Да?
– Ян, мы… – Она стушевалась. – Мы не стали бы являться без предупреждения, если бы была хоть малейшая возможность тебя предупредить!
– Я понял, мам. На самом деле я не заболел, и завтра я пойду в консерваторию, как хороший мальчик. Уже поздно, спать пора. Мне что с вами теперь делать-то?
Все четверо молча смотрели то друг на друга, то на неразложенный диван со скомканной постелью, то на аккуратно свернутое на кресле постельное белье с запасной подушкой. Молчание нарушил Ян:
– Это Эля. Она у меня временно остановилась, потому что в квартире, которую она снимает, прорвало канализацию. Унитаз вернул все нажитое непосильным трудом. Квартиру затопило. Понимаете?
– Понимаем, – бодро сказал отец.
– Моя мама, Лариса Игоревна, и папа, Вадим Юрьевич, – представил Ян.
