– Я знаю, – ответил Хеелих. Он повернулся и махнул рукой, разрешая автомобилям приблизиться. Бутцман дал газ и медленно поехал к нему. За ним также не спеша двинулся микроавтобус. Когда первая машина поравнялась с ним, Хеелих наклонился к Бутцману: – Поезжай вперед, пусть они следуют за тобой. Вас уже ждут, чтобы выгрузить документы.
Когда мимо проезжал микроавтобус, он увидел напряженные лица Менарта и Шилковского. И кивнул им головой, подтверждая, что все в порядке.
– Почему так случилось? – спросил Хеелих, обращаясь к обоим представителям. – Разве нельзя было этого предусмотреть?
Советский представитель нахмурился. Он ничего не сказал, только чертыхнулся. Немецкий оказался более выдержанным.
– Вы слышали сегодняшние новости? – спросил он. – Из Политбюро выведены Беме, Ланге, Хемнитцер, Вальде.
– Их только вчера избрали, – вспомнил Хеелих. Он понял, о чем именно ему говорил Дамме.
– Вчера, – кивнул его собеседник, доставая сигареты, – а сегодня вывели. Такие у нас теперь правила, полковник. Поэтому не нужно ничему удивляться.
Хеелих замолчал. Он обернулся и заметил, что на него смотрит Габриэлла. Он всегда ей нравился. Полковник знал об этом, она ему сама призналась еще в прошлом году. Но он запретил себе даже думать о ней, понимая, что подобные отношения могут помешать их работе. Кажется, она обиделась на него и не скрывала своей этого.
– Что нам делать? – несколько напряженным голосом спросила Габриэлла. Возможно, она услышала последние слова собеседника Хеелиха.
Очевидно, задавая вопрос, она имела в виду не положение их группы, а состояние их страны. Но полковник Хеелих не знал ответа.
– Ничего, – ответил он. – Мы возвращаемся в город через несколько минут. Как только закончим.
Он впервые подумал, что две страны могут объединиться в одну, и тогда ему не будет места в этой большой стране. Он был на хорошем счету у руководства и слишком часто выполнял деликатные поручения Министерства безопасности, переправляя нужных людей из Западной Германии в Восточную. И не всегда с их согласия. Такое не прощается. На его счету было еще несколько громких дел. В Восточной Германии он получил за них благодарности и ордена. В Западной его обвинят в пособничестве террористам и дадут пожизненное заключение. Он подумал, что не сядет в тюрьму ни при каких обстоятельствах. Скорее, предпочтет самоубийство.
Подбежал Менарт.
– Мы закончили. Все в порядке, полковник. Но, кажется, у меня спустилось колесо.
– Потом разберемся, – отмахнулся Хеелих, – сейчас уезжаем. Надо торопиться. Садитесь в машины.
– Спасибо, полковник, – протянул ему руку советский представитель. – Вы выполнили свою работу.
– Я служил своей стране, – строго ответил Хеелих, – и если бы не эта ситуация… Никто бы меня не заставил сдать вам наши документы. Никто.
Он повернулся и взглянул на немецкого представителя. Тот стоял с поникшим видом. У него не хватило мужества протянуть на прощание руку.
– Прощайте, – кивнул полковник. – Надеюсь, мы еще повоюем за нашу страну.
Когда они расселись по машинам, Хеелих обратился к Бутцману.
– У тебя нет лекарства от головной боли?
– Что? – изумился Оливер Бутцман. – У вас болит голова? Впервые за столько лет, полковник.
– Голова, – кивнул Хеелих, – наверно, это головная боль. Я даже не знаю, как это назвать.
Ему оставалось жить около пятнадцати минут.
Тель-Авив.
1 ноября 1999 года
Дронго заказал обед в номер и ждал, когда наконец сможет позвонить Бутцману. Когда часы показали шестой час, он вышел из своего сюита и прошел в номер, где разместились Лариса и Андрей. На этот раз он постучал. Дверь открыл Андрей. Увидев Дронго, он приветливо кивнул и впустил его. Лариса сидела в кресле и читала газету. Дронго отметил, что газета была на английском языке.
