Канцелярия тайных и розыскных дел - страница 4

Мирослав поднимает бокал и улыбается в ответ.

Ярополк: Думаю ,пора по домам, мне кажется, завтра будет интересное дело .

выходы из здания Тёмной концелярии Мирослав и Ярополк встретили деда Мирослава.

–– о а я как раз к вам иду , я тут такое вспомнил !

–Ну раз пришёл, рассказывай, – ответил Ярополк.

– Да как же я, пока шел, замёрз совсем, пойдёмте к Мирославу, согреемся, да и расскажу заодно, как раз дело к ужину идёт.

Дошли они и сели за стол, пока неспешно ели, Ярополк говорит:

– Ну, Митрич, рассказывай, что ты там вспомнил.

– Я ведь тоже молодым был, – начал свой рассказ Митрич, – помнится, жила у нас в деревне семья, они потом в город уехали. Мать и четверо детей: дочка у них была красавица, шестнадцать лет, косы ниже пояса (каждая с кулак толщиной, сейчас такую красоту не сыскать), весёлая девчонка, озорная; три брата – двое погодки, старше неё, а младшему лет тринадцать или четырнадцать. К чему я про эту семью вспомнил, чуть позже скажу.

Случилось тогда, что студентов привезли за неделю перед Иваном Купалой. Они уже немного обжились, некоторые за девчонками нашими ухлёстывали, а за городскими красавицами наши парни увивались. Частенько вот так же на берегу у костра сидели, песни пели, на гитаре брякали. В общем, весело было.

В то время к нам из города студентов часто пригоняли, чтобы помогать в совхозе. Иногда на прополку, иногда на уборку, у них это практикой называлось. Сеяли тогда много: и зерно, и свёклу, и морковку, и турнепс на корм скоту, гороховые поля были, кукурузные…

– Дед, давай ближе к делу, – поторопил старика Мирослав. – Поняли мы, что молодым быть хорошо, но что там дальше было интересно. А то ведь пока ты про каждое поле, что в совхозе сеяли, болтать будешь, утро наступит.

Митрич отхлебнул чая, явно сожалея, что не дали ему рассказать, как они со сверстниками украдкой таскали с колхозных полей горох да кукурузу, сладкий турнепс да морковку, а потом поедали эти вкусности у костра, зубы-то были крепкими, не то что сейчас… Но рассказ свой продолжил.

– Договорились мы тогда напугать городских. На Ивана Купалу Санька (так девчонку звали, помните, я в начале говорил) распустила свои шикарные косы, надела ночнушку материну и возле Чёртова мостика, на наклонившемся к воде дереве, сидит-качается. А к месту, где вечорка проходила, к берегу Волги, как раз мимо этого мосточка надо было идти. Сейчас ничего на том месте не осталось, а тогда хоть и небольшая речка была, но даже рыбёшка в ней водилась. С Нилом не сравнить, конечно, но всё-таки живая речушка по камушкам журчала.

Студент один после всех шёл, чего он задержался, не помню уже. Вечер тогда уже почти ночью стал, но ночи в это время не шибко тёмные, сами знаете. Увидел в полумраке красавицу в белом, да как припустит к нашему костру бегом. Прибежал, глаза выпученные… и заикаться вдруг стал.«У Ч-ч-ч-ё-ё-ртова мо-о-остика ру-у-усалка с ве-е-етки на ветку пры-ы-ыгает!» – кричит.

Мы посмеялись, мол, разыграли тебя.

Он сильно ругался.«Знал бы, за косы бы её стащил с дерева», – говорит.

А кто ж бы ему дал? Братья-то её караулили, все трое, парни были крепкие.

В общем, заикаться он нескоро перестал, на другой год приезжали из того же института ребята, так говорили, до февраля месяца мучился.

– Городские, что с них взять, – произнёс с усмешкой Мирослав, – поначитаются сказок, потом верят во всяких русалок.