Каникулы разума. Колдовство, ведьмы, одержимость - страница 18

Итак, здесь указана наша воля, и мы строго наказываем вам и повелеваем, чтобы вы немедленно опубликовали эти акты, дабы никто не мог притворяться невежественным. И мы приказываем нашему поверенному разослать копии этого документа шерифам нескольких графств, стюартам стюартрии и их депутатам или клеркам, чтобы они издавали их в главных городах, чтобы это можно было прочитать в приходских церквах на следующий день после того, как лорды получат эти документы.

– Дано под нашей печатью в Эдинбурге двадцать пятого января, а царствования нашего девятый год 1698 года.

«Per Actam Dominorum Secreti Concilii».

^>7 Сколько наших ученых священнослужителей могли бы сегодня расспрашивать кого-либо по-гречески, и что бы чувствовали многие из наших епископов, если бы знали, что их репутация и жизнь зависят от того, ведут ли они разговор на языках Эллады?

^>8 Из «Демономании» мы узнаем, что месье де Нио был тем человеком, который здесь пишет от первого лица, и, следовательно, является автором книги.

^>9 текст гласит: «Relevant jupes et chemise, montrant ses parties les plus Secrets, sans honte, et se servant de mots lascifs. Ses gestes devinrent si grossiers que les témoins se cachaient la figure. Elle répétait, en s’ … des mains, Venez donc, f… moi!».

^>10 Любопытный случай упоминается в уголовном процессе Арно: «В 1697 году появилась самозванка в образе человека, мучимого ведьмами, Кристиана Шоу, дочь Джона Шоу из Баргаррана, известного джентльмена из графства Ренфру. Говорят, что ей было тогда одиннадцать лет. И хотя вполне вероятно, что истерические аффекты отчасти объясняли искажения ее тела; тем не менее, она, по-видимому, проявила хитрость, превосходящую ее возраст, и ей помогали сообщники, которых не могли разоблачить посторонние благодаря тупости предрассудков.

Эта актриса была чрезвычайно дерзкой и живой; и ее ссора с одной из горничных из-за то, что та выпила, а может быть, и украла немного молока, и вызвавшая у нее гнев, был простой прелюдией к сложной и удивительной сцене хитрости и заблуждения, фанатизма и варварства.

В августе месяце 1696 года, («Правдивое повествование о страданиях и облегчении молодой девушки». Edinburgh, printed by James Watson, 1698.) через несколько дней после ссоры с горничной у девочки начались истерические судороги, которые при повторных припадках проявлялись тем разнообразием симптомов, которое характеризует эту капризную болезнь. К ним быстро добавились и другие явления, которые можно было приписать только сверхъестественному влиянию или обману. Она высыпала изо рта большое количество яичной скорлупы, оранжевых пилюль, перьев диких и костей домашних птиц, разноцветные волосы, горячую угольную золу, соломинки, кривые булавки и т. д.

Это произвело на публику самое полное и страшное убеждение в том, что она была «глубоко раздосадована дьяволом», – она обнаружила, что способна подчинить себе безоговорочное согласие зрителей в вопросах, которые были противны свидетельству их собственных чувств. Она обращалась к некоторым невидимым существам так, как если бы они действительно присутствовали. Например, она так говорила с главным из своих усердных мучителей, Кэтрин Кэмпбелл, с которой у нее была ссора и которая, говоря языком тех времен, была не «очень понятна»: «ты сидишь с палкой в руке, чтобы вложить ее мне в уста, но ты не получишь дозволения от Бога; тебе дозволено мучить меня, но я уповаю на Бога, что ты никогда не получишь моей жизни. Я тебе покажу, Кэтти в аду нет никакого раскаяния. О, как же тебе было больно быть ведьмой! Ты говоришь, что прошло всего три ночи с тех пор, как ты была ведьмой. О, если бы ты покаялась, то, может быть, Бог дал бы тебе покаяние, если бы ты искал его и исповедовалась; если бы ты захотела моей помощи, я сделала бы все, что могла; ибо дьявол – плохой хозяин, чтобы служить Ему». Потом она боролась, брыкалась и извивалась, словно сражалась с каким-то невидимым мучителем. Когда шериф-заместитель графства в сопровождении судебного пристава Карна арестовал нескольких лиц, которых ее дьявольская злоба обвинила и которые действительно находились в ее присутствии, она обратилась к воображаемому и невидимому собеседнику так: «пришел ли шериф? Он рядом со мной?», – и после этого она взяла свою Библию, прочитала отрывки и растолковала их; и, когда кто-то предложил забрать у нее Библию, она ужасно закричала, восклицая: «я сохранила бы свою Библию, несмотря на всех дьяволов в аду!». Затем она протянула руку, как бы нащупывая, и шериф вложил свою руку в ее, и она, продолжая: «я не могу чувствовать шерифа. Как он может присутствовать здесь? Как я могу держать его за руку, как ты говоришь, видя, ведь я этого не чувствую? Ты говоришь, что он одет в коричневый плащ, красные плюшевые штаны в черную полоску, муслиновый галстук в цветочек и вышитый пояс для меча; ты говоришь, что с ним старый седой человек с кольцом на руке; но я не вижу и не чувствую ни одного из них. Что, они пришли арестовать благородную женщину? Неужели это действительно их поручение?»