Каннибализм. Сборник произведений - страница 4



Но прежде чем научиться любить, человеку необходимо распознать любовь на примере своих родителей, на примере того, как они любят свое дитя и друг друга. Такой опыт глубоко индивидуален, но именно в нем закладывается основа человечности.

На самом деле, где проходит граница между любовью и садизмом? С момента своего рождения человек сталкивается с проблемой взаимоотношений, с недостатком остроты чувств и ощущений. Чем старше он становится, тем лучше понимает с кем ему комфортно, а кто действует на него раздражающе. Почему мальчики больше привязаны к матери, а девочки к отцу? По- видимому, любовь отца и матери различны по своей природе. Любовь матери – собственническая, эгоистичная. Мать относится к своему ребенку как к собственному организму, шестому пальцу на ее руке. Она изначально настроена воспринимать ребенка, как собственного данника, она в муках дала ему жизнь, поэтому его жизнь всецело принадлежит ей. Мать воспринимает своего ребенка сквозь призму отношений принадлежности. Отец же может любить ни на что не претендуя, кроме гордости за свое дитя. Любовь отца – покровительская, отрешенная. Отец воспринимает своего ребенка сквозь призму отношений преемственности. Отец любит наблюдать проявление в ребенке самого себя и знакомых ему родовых черт во внешности, форме мышления, поведении, характере, ценностных ориентациях. Гармоничное сочетание родительской любви и заботы формирует душевные качества личности, ее человечность, гуманность, умение сострадать. Перекосы в отношениях родителей и ребенка, обделенность во внимании со стороны хотя бы одного из них, не говоря уже об устранении родителя из жизни ребенка, часто может приводить к различным проявлениям социопатии, формировании в сознании ребенка искаженных моделей «можно» и «нельзя», «хорошо» и «плохо» и способов достижения желаемого. Принадлежность к семье, к семейным ценностям служит определенным буфером между человеком и обществом, областью, в которой преломляется и рассеивается социально значимая информация. «Любая общественная знаковая система является лишь приближением, средним арифметическим наших индивидуальных знаковых предпочтений. Как результат, человеку трудно найти общественные знаки, которые он с уверенностью может назвать своими. Постепенно человек все охотнее начинает принимать общественные знаки, таким образом, забывая яркое детское чувство „особенности“» [3]. Социопатия – это продукт неудовлетворенности, крайние проявления которой, сопряжены с полной потерей надежды на совершение планов в реальной социальной системе, и уверенностью во враждебности окружающих субъектов, а значит в восприятии последних как врагов собственной самости. Именно в этой ситуации человек вспоминает о своей особенности, уникальности, неповторимости праве на самовыражение и способности сопротивляться. Каждое действие рождает противодействие. «Создается впечатление, что нас наделили инструментом по искривлению реальности, но забыли дать ключ, и все наши изменения не уходят дальше нашего собственного сознания, а лишь тщетно бьются о прочные стенки дозволенного» [3]. По аналогии со стадиями физического умирания человека, выделенными Кюблер-Росс [4], можно выделить стадии духовной смерти личности, а именно: отторжение и изоляция, гнев, попытки что-то выторговать, депрессия, признание неизбежного.

Даже понимая свою уникальность и самодостаточность, человек сохраняет потребность в соратничестве, приятии, духовной близости. Такое понимание человек может получить в первую очередь от людей, составляющих его непосредственное окружение. Если же он одинок даже в кругу родных, а такое случается нередко, то это удручает и приводит к отшельничеству, озлобленности, и пути выхода из такого душевного тупика разнообразны в своей асоциальности. «Наша великая война – война духовная, наша великая депрессия – это жизнь» [1].