Марк. Ну что мне – второй раз креститься?
Наташа. Врешь, врешь, врешь!
Марк освобождается от ее объятий, подходит к пельменю, берет большой нож, примеривается и отрезает угол от пельменя; снимает тесто, под которым оказывается голова человека. Марк поднимает голову серебряной лопаткой и ставит на пельмень. Наташа подходит и смотрит на голову.
Марк. Ах да. Он же очки носил.
Вынимает из кармана стильные очки в золотой оправе и надевает на переносицу мертвеца.
Вот. Золотых у твоего отца не было, но это непринципиально.
Наташа. Теперь верю. Это папаша. Марк! Блядь! Как ты любишь сюрпризы!
Марк. Моя слабость.
Наташа. Погоди… ой… я же съела уже два куска!
Марк. Что, тебе плохо?
Наташа. Не пойму…
Марк. Тошнит?
Наташа. Вроде… нет.
Марк. Ну и слава Богу. Давай еще закусим.
Наташа. Подожди…
Икает.
Ой, блядь!
Смеется.
Марк, я с ума сойду с тобой!
Марк. Не сойдешь. Ты сильная.
Наташа. Тебя надо изолировать от общества!
Марк. Только вместе с тобой, солнышко.
Целует ее.
Наташа. Ой, это полный пиздец!
Смотрит на голову.
Папаша!
Смеется.
Папаша, блядь! Третьего дня со мной по телефону говорил: “Наташка, привези мне картошки. И молочка”.
Марк (целует ей руки). А ты что, рыбка?
Наташа. А я Любке перезвонила, говорю: Любаня, ты младшая сестра, у тебя ноги постройнее, грудь потверже, так что дуй на рынок папе за картошкой.
Марк. А она?
Наташа. Отвезла. Налей мне шампанского.
Марк наливает шампанского.
Марк. Силь ву пле, мадам!
Наташа (смеется). Наташка, привези картошки! Не могу! Привези молочка!
Расплескивая шампанское, садится на пол.
Марк, я обоссусь от смеха! Картошки! Ха-ха-ха! Я умираю! Ха-ха-ха! Молочка! Ха-ха-ха!
Ложится на пол.
Марк (садится рядом с ней). Тебе смешинка в рот попала.
Наташа. Марк! Ну это же пиздец! Марк!
Марк. Смотри, воздухом подавишься.
Наташа. Марк! Марк! Ха-ха-ха!
Марк. Рыбка, ты простудишься.
Наташа. Ха-ха-ха!
Марк. Наташенька, побереги себя.
Наташа. Ой, дай мне руку. Ха-ха-ха!
Марк помогает Наташе встать.
Наташа (берет со стола салфетку, прикладывает к глазам). У меня уже тушь потекла. Досмеялась… Ха-ха-ха!
Марк. Ты так классно смеешься.
Наташа. А плачу?
Марк. Тоже классно.
Наташа (успокоившись, смотрит на голову отца). Да. Сказали бы мне, школьнице, что я съем своего папу.
Марк (трогает ее ноги). Жаль, что я не знал тебя школьницей. Очень жаль.
Наташа. Я бы тебе точно не понравилась. Я была такой серой мышкой. Вообще все мое детство какого-то серого цвета. Как северное небо зимой.
Марк. Ты жила на севере?
Наташа. Да. В военном городке. С папашей прапорщиком.
Марк. А мать?
Наташа. Умерла, когда мне было три года. От почечной недостаточности. Так что меня воспитывали папа и Родина.
Встает.
Серое, серое. Все серое. Папаша перегородил комнату платяным шкафом, и я спала за этим шкафом. А он водил к себе баб. Жен летчиков их полка. Летчики уходили в ночные полеты, а жены еблись с моим папашей. Я этого не понимала сначала.
Марк. Что?
Наташа. Ну, мой папаша был довольно невзрачным мужиком. А бабы его любили. Симпатичные бабы. Жены классных летчиков, которые летали как боги. А мой папа заведовал в полку постельным бельем. И менял этих жен летчиков, как наволочки. Странно. А потом мне все объяснила одна девчонка, дочка летчика. Оказывается, когда летчик на современном истребителе набирает высоту, у него сразу встает хуй от перепада давления. А если он резко преодолеет звуковой барьер – может сразу кончить.
