В конце коридора появляется проводник, смотрит на меня, склонив голову, и говорит:
– Мы прибываем в Кальмар через полтора часа. Можете еще поспать. Я разбужу вас.
Я встречаюсь с проводником взглядом. Мне начинает казаться, что он знает в подробностях обо всем, что сейчас произошло в моем сне. Я снова ощущаю, как краска заливает мое лицо.
– Спасибо, я завела мобильник, – бормочу я, лишь чтобы скрыть свою растерянность, задвигаю створку двери и несколько секунд колеблюсь, стоит ли закрывать ее на защелку.
«Мне привиделось. Просто, Элинор, у тебя в жизни не было хорошего секса. Это даже подземные макаки чувствуют и набрасываются на тебя без предупреждения».
Я оборачиваюсь и смотрю на столик. Разумеется, на нем нет никакой упаковки с презервативом, разорванной зубами. Привиделось! Тогда какого черта этот презерватив вообще появился в моем сне? Выходит, моя потаенная мечта – не просто потрахаться, а сделать это именно с использованием презерватива?
Нет, это общение с классическим консерватором так сказалось на моем хрупком мозге! Их партия прилагает немало усилий для пропаганды безопасного секса. Да и профессия тут же дает о себе знать. В голове сам собой кристаллизуется радийный слоган социальной рекламы безопасного секса: «Даже в эротических фантазиях пользуйтесь презервативом. Это должно стать привычкой».
Я смотрю в зеркало на свое отражение и ужасаюсь. Никогда раньше у меня не было такого идиотского взгляда. Я тут же гашу свет, забиваюсь в угол дивана и накрываюсь простыней с головой. Боже, как мне стыдно! А, собственно говоря, за что?
В Кальмар поезд прибывает рано утром. Звезды уже погасли, но небо еще совсем серое. Проводник сдерживает свое слово, стучится в дверь и напоминает, что мне через десять минут нужно выходить. Я нервно отвечаю, мол, уже проснулась и собираю вещи. Не слишком мне хочется вновь встречаться с ним взглядом. Подглядеть мой эротический сон, он, конечно же, не мог, но вот услышать чувственные стоны – вполне.
За окнами проплывают городские пейзажи: жилые кварталы, заводские корпуса, склады. Поезд раскачивается на стрелках, ход его замедляется. Состав буквально вползает под стеклянную крышу. Раздается еще один лязг, и вагон замирает.
Напоследок я ощупываю синяк на месте укуса. Грудь все еще болит, а к синему цвету кожи уже добавился и черноватый, подозрительно похожий на трупное пятно, какими их показывают в фильмах. Я протискиваюсь с багажом по узкому коридору. Проводник помогает мне спустить сумку. Выражение лица отстраненное, будто бы для него не существует разницы между пассажиркой и ее кладью. Интересно, о чем он сейчас думает?
Марта спешит мне навстречу. И как она умудряется сохранять бодрость в такую рань? Если мне не удается поспать до десяти, то весь день хожу сонной мухой.
– Привет, Эли! – кричит Марта Лофгрен на весь перрон, тут же обнимает меня, целует в щеку.
У нее странная и милая привычка, обнимать и целовать всех подряд, любого человека, мало-мальски знакомого ей, близкого по возрасту. И неважно, мужчина это или женщина. У Марты это получается очень мило и естественно. Я же так не умею. Для меня вообще прикоснуться к кому-нибудь – целая проблема.
Марта висит у меня на шее и визжит от восторга так, словно мы не виделись целую вечность.
При этом она успевает говорить:
– Не забудь, Эли, у тебя сегодня вечерний эфир.
– Конечно, помню, – отвечаю я, пытаясь отстраниться, но подруга будто бы и не замечает этого. – Постараюсь не проспать.
