– Где вы живете? Я отвезу вас, – бросил Илья, даже не гладя на нее.
Он смотрел на дорогу.
Вот такой крутой поворот!
– Зачем? Не надо! – испугалась она.
Уж лучше ветер и дождь! Она же хотела только помечтать! Близкое общение с чужим человеком, который к тому же с трудом скрывал свою неприязнь, было ей вовсе не нужно. Женя надеялась, что все объяснила начальнику службы безопасности, он понял, что она хотела, как лучше, даже если получилось, как хуже. Может быть, все начальники на свете оставят ее уже в покое?
– Я должен, извиниться, Евгения Александровна, – официальным тоном сказал Илья Болотов. – Я вёл себя грубо. Выставил вас из кабинета, даже не разобравшись, в чем дело… Это недопустимо, я знаю. И я должен объяснить, почему так произошло. Вы затронули болезненную тему. Для меня и моей семьи. Очень болезненную. Моя сестра Маша умерла 15 лет назад.
– Как же это? – не поняла Женя.
Она же видела ее в столовой сегодня. Живую, здоровую, красивую.
– Она же вроде у нас работает, благотворительностью занимается.
– Это другая Маша. Мария Николаевна Болотова. Мария Игоревна Болотова, моя родная сестра, умерла. И мы взяли в семью другую девочку, тоже по имени Маша. Удочерили. Давно. Ее родители тоже умерли. Погибли. Очень сложно это всё и тяжело… И тут приходите вы и…
Женя похолодела. Да тут, похоже, какой-то снежный ком смертей. Во что же она вляпалась? Что видела? Кто была эта женщина? Кто такой Борис? Ей очень хотелось спросить всё это у Ильи Болотова, но она, конечно, не решилась.
Вот откуда эта боль в его красивых, умных, синих, как Нева, глазах. Это вовсе не древнерусская экзистенциальная тоска питерского интеллигента, это вполне реальная потеря и боль…
Он и сам не понимал, зачем он ей все это рассказывает. Они могли просто больше никогда не пересечься. Он не должен извиняться перед мелкими клерками, даже если был не прав. А тем более что-либо объяснять. Он никогда никому не рассказывал. И не собирался. А тут увидел, как она мокнет на остановке без зонта, и затормозил. Жалость? Вина? Он действительно не любил чувствовать себя виноватым. А он обошелся с ней грубо. Возможно, незаслуженно грубо.
– Простите меня, Евгения Александровна. И самое меньшее, что я могу сделать, чтобы загладить свою вину, отвезти вас домой.
Она беспокойно заерзала на сидении. Жене совсем не нравилось, что ему приходится с ней общаться из чувства вины, как будто она штраф за превышение скорости или еще какое-то наказание.
Она вздохнула. Ехать до ее дома было довольно долго по вечерним пробкам.
– Я далеко живу. Илья Игоревич, вы меня где-нибудь у метро высадите и всё.
Если погасить штраф быстро, то значительная скидка положена. Если признать вину, скостят срок. Но Илья отказался идти на сделку со следствием, которое вела его совесть. Виноват, значит отвечай.
– Я довезу вас до дома.
Женя вздохнула, сказала адрес и с тоской посмотрела в окно. Слишком дорого ему обходится одна единственная вспышка гнева, вполне объяснимая, как теперь выясняется.
Но раз уж ничего изменить нельзя, можно хотя бы насладится. Не каждый день ее на машине возят, да еще на такой комфортабельной, да еще такой симпатичный шофер. Можно даже представить, что они… вместе. Что она привлекательная женщина. И у нее есть такой шикарный мужчина. И он подвозит ее до дома. Обычное дело…
Смешно! Уж скорее, можно представить, что она выиграла в лотерею миллион и наняла машину с симпатичным шофером. Нет, конечно, Женя не страдала комплексом неполноценности и не считала себя уродиной. Она была обычной. Из разряда «ничего». Но место свое знала. И оно, конечно, было не рядом с Ильей Болотовым. Мужчина из разряда «ничего», обычный ей бы вполне подошел. Но беда в то, что она мечтала о необычном, несбыточным. Причем вовсе не о парне с обложки. Ее манили умные, тонкие, сложносочиненные. И почему-то Илья Болотов казался ей именно таким.
