Я замолчал. «Черт, – подумал я, – почему, когда я рассказываю Людочке, нужные слова сами приходят в голову? Ага, вот оно. Жалость. Лариса меня жалеет – глаза у нее круглые, испуганные. Она не хочет, чтобы я рассказывал, как не хотят слушать бреда больного».
– Костя, – сказала Лариса. – Хочешь совет?
– Давай, – вяло согласился я. Пусть посоветует, а потом я спрошу совета у Юры, у Валеры, у Саморукова и даже у Абалакина. Соберу все советы и выброшу в овраг у Четырехметрового.
– Понимаешь, Костя… Я не знаю астрономии. И ты не знаешь. Ты просто хочешь необычного. Иначе не ушел бы с завода, верно? Но ты неправильно начал. Ты еще не знаешь, что это такое, когда Саморуков недоволен. Он не простит, если ты не будешь поступать так, как ему нужно.
Я разозлился. Наверное, оттого, что Лариса была права.
– А я хочу поступать так, как считаю нужным! Когда-то я сделал по-твоему и оставил тебя в покое. Лучше тебе от этого?
Я хлопнул дверью, побежал домой под дождем, дрожал от осенней сырости. Потом подумал, что в коттедже сейчас Валера с Юрой, и мне предстоит выдержать еще один наскок. Я повернулся и, скользя по хлюпавшей жидкой почве, побежал к телескопу. Вахтер дядя Коля посмотрел на меня удивленно, я ввалился в теплое помещение лаборатории спектрального анализа, содрал с себя мокрую куртку, бросил ее на батарею отопления. Посидел минут пять совершенно без мыслей – как чурбак, брошенный для просушки. Потом достал с полки том «Оптики и спектрального анализа» и раскрыл на первой странице.
Я не люблю праздничные вечера. На них обычно говорят не о том, о чем хочется, а о том, что приличествует случаю. Праздничный вечер был назначен на пятое ноября, потому что шестого автобус увозил людей в город отдыхать.
Мы поднялись с Людочкой в актовый зал, разглядывая намалеванные на стенах точки-звезды. Звезд было неумеренное количество – коридор стал похож на планетарий.
Я поискал глазами Ларису – она была сегодня в красном платье и выделялась в толчее, как сигнал светофора. Ларисе было весело. Мы с Людочкой тихо сидели в уголке, улыбались друг другу – чувствовали себя заговорщиками, будто только нам было известно, что все звезды на стенах ненастоящие. Только мы и знали, какие они на самом деле.
Расталкивая абалакинских ребят, к нам пробился Юра. Он вручил Людочке шоколадку, сказал значительно.
– Пришли телеграммы Астросовета.
Что-то напряглось внутри. После вчерашнего разговора с шефом я думал только об этом, как о великом пришествии. Дождь все лил, только и оставалось – ждать информации извне.
– Шеф тебе шею свернет, – пообещал Юра. – Не было в ту ночь вспышки, понял? Спектр ты просто запорол. А звезда вспыхнула сегодня под утро. Теперь она называется Новая Хейли. Это в Паломаре – погода там хорошая, не в пример нашей.
– Вспыхнула… – сказал я.
– Именно, – подтвердил Юра. – Завтра шеф летит в Крым – снимать спектры на ЗТШ… У тебя дар предвидения?
– Дядя Костя волшебник, – сказала Людочка.
– Да? Послушай, волшебник, я хочу знать, что происходит. Расскажешь завтра в автобусе.
– Я не еду, – сообщил я. Решение пришло неожиданно. Я подумал: какая будет благодать – ни шефа, ни Юры, ни Валеры. Пустая лаборатория – и книги.
– Послушай ты, подвижник, – Юра был ошарашен. – Ты не был дома две недели! Тебя мама ждет!
– Я позвоню, – пообещал я. – Поздравлю с праздником.
– Это же неправильно! – воскликнул Юра, потому что других слов у него не было. Его оттеснили, и он отступил, так и не удовлетворив своего любопытства.
