В общежитии Славочку подселили к двум струнникам – Костику и Антону. Антон, длинный и апатичный парень, был дальним родственником ректора, и на отделение скрипки его взяли с большой натяжкой, отодвинув пару крепких музыкантов из регионов. Костик – маленький, жилистый, белобрысый, с крупными руками, виолончелист из Самары. Он прошел по конкурсу сам, но из-за пристрастия к алкоголю второй год был под угрозой отчисления. Оба парня, абсолютно неконфликтные и беззлобные, приняли Славочку дружелюбно. Спустя месяц, ночью, перед сном, он вдруг остро ощутил пьянящую свободу. Никто не рвал его на куски – ни мама, ни Филизуг. Никому не было дела, где он поел, куда пошел, с кем встретился, о чем говорил. Он спал один в кровати, рядом мелодично похрапывал Костик, Антон постанывал ему в унисон, за окном шум Хорошевского шоссе сливался с шелестом почти опавших, покрытых мокрым снегом деревьев – ничего более гармоничного и умиротворяющего, казалось, в этом мире и быть не могло. Славочка засыпал счастливым. Он уже полюбил молчаливого Антона и незамолкающего Костика, который рад был свежим ушам и бесконечной тихой пластинкой рассказывал истории из своей жизни.
– Машка, она, знаешь, такая рыжая фурия, прямо вот сердце, как яйца, мне сжала, – делился Костик, умываясь за соседней раковиной.
– Котофая фена фрофессофа? – Славочка чистил зубы, не особо вслушиваясь.
– Жена профессора? Кто это? А-а-а! Нет, то была жена проректора, у нас с ней все кончилось. Машка – она такая бизнесвумен, такая стервочка, знаешь, глазищи такие зеленые, ведьминские, хватка такая железная, ух, я бы ее!
– Где ты ее подцепил? – Славочка намылил пену и начал водить по лицу многоразовым станком с бритвой «Нева», подпирая языком щеку.
– На благотворительном вечере для ветеранов. – Костик тоже приступил к бритью.
– Так она Сталинград защищала?
– Да не защищала она Сталинград. Она сетью ларьков владеет. Я выбежал перед концертом водочки пропустить в ларек, и тут она, Слав, такая паркует голубой «БМВ», выходит, такая рыжая. Пальто длинное до пят, Слав, от Валентино, ноги от коренного зуба, высоченная, на каблучищах, и мимо меня к окошку, выручку забирать.
Славочка положил станок на раковину, взглянул на бреющегося Костика. В треснутом неровной паутиной зеркале отражалась лишь его макушка. Чтобы выбрить подбородок, он старательно поднимался на носочки.
– Она тебя заметила?
– Нет, конечно, я сам к ней подошел. Говорю: любите ли вы «Времена года» Вивальди? Она такая: да. Говорю, так пройдемте, я лично для вас и сыграю. Она такая: пройдем. И села с бабулями в первый ряд. И я играю, а она плачет, из зеленого глаза ручей прям течет, Слав, клянусь. Потом банкет был для ветеранов, мы с ней сели за общий стол в уголок и давай за победу выпивать, за родину, Слав. Она говорит: Костик, ты – гений, переезжай ко мне, будешь мне Вивальди по ночам играть.
– Так что же ты не переехал?
