Игнатий Иванович разбирался не только в тракторах, руки ему пришили куда надо. Сельские жители, как правило, неодобрительно относятся к тем, кто слишком щепетилен к бытовым удобствам, особенно к туалетам. Мужики обычно роют яму, ставят поверх деревянную будку с дыркой в полу и этим ограничиваются. Отец отнесся к сооружению нужника серьезно, снаружи оббил его фанерой, чтобы зимой не задувало, внутри установил деревянный стульчак с сиденьем и крышкой от городского унитаза. На боковой стенке – рукомойник, которым зимой не пользовались, рядом на полочке мыло. К туалету проложил бетонную дорожку. Гости обычно недоуменно переглядывались, считая такую барскую уборную блажью.
Старый дом, который отцу выделила «Сельхозтехника», он снес, на его месте построил новый. Мама рассказывала, что муж сразу после свадьбы предупредил, что у них будут сын и дочка, и негоже им жить совместно. Так что дом возвел четырехкомнатный, с коридором и кладовкой. Одна из комнат, самая большая, служила кухней и гостиной, во второй спали взрослые, а остальные отвели детям. Игнатий Иванович не чурался городского комфорта и первым в селе приобрел югославскую стенку, не отставала от него и супруга, любительница литературы, возвращаясь с областных совещаний педагогов, привозила книги. На полках теснились полные собрания Джека Лондона и Чехова, творения Пушкина, Лермонтова, Гоголя и Достоевского. Андрюша еще до школы прочел все три повести Николая Носова о Незнайке. Катю детские книжки мало интересовали, в восьмилетнем возрасте она одолела «Мертвые души» и замучила маму слишком взрослыми вопросами.
Обучаясь в институте, Андрей часто с безысходной тоской вспоминал раннее детство, все больше утверждаясь в мысли, что лучшего периода в его жизни никогда не будет. После окончания первого курса он приехал к маме и впервые осмелился задать вопрос, который давно не давал покоя. Почему отец перевез семью в крохотный крымский поселок? Мама тяжело вздохнула и пожала плечами.
– Увидел в районной газете диковинное объявление об обмене, удивился, загорелся. Крымчане надумали переехать к родственникам, наш дом им понравился.
Объяснение мамы Андрея не удовлетворило, но надоедать ей с расспросами поостерегся, хотя считал, что она недоговаривает. Как ни крути, переезд не вязался с логикой и выглядел абсурдно, скорее, напоминал бегство. Это знаменательное событие случилось за год до того, как заговорщики, окопавшиеся в Беловежской пуще, похоронили Советский Союз. Никто в семье на здоровье не жаловался, в морском воздухе не нуждались. В приморском совхозе отцу предложили поработать слесарем, других вакансий не нашлось. Он стоически перенес столь неравнозначную перемену в служебном статусе и никогда не жаловался. Мама устроилась преподавателем в городе, расположенном в восьми километрах от поселка, каждый день вместе с детьми ездила в школу на рейсовом автобусе, а зимой, когда дорогу переметало снегом, вместе с ними возвращалась домой пешком. Да и с жильем батя обмишурился. Сложенный из самана дом, покрытый рубероидом, таил неприятный сюрприз. Летом он действительно дарил прохладу, чем и соблазнил отца, а вот зимой, когда влажность зашкаливала, а ледяной ветер с моря пробирал до костей, обогреть дом, несмотря на все ухищрения, не удавалось.
Андрей воспринял переезд как приключение, сулящее новые впечатления и знакомства, а Катя долго не могла опомниться: ей, верховодящей среди мальчишек и девчонок родного села, пришлось заново отстраивать отношения со сверстниками, которые, как оказалось, ни в грош ее не ставили. Катя поникла, улыбалась редко, на вопросы обеспокоенных родителей отвечала грубо: «Отстаньте от меня». Перестала секретничать с братом.
